Сара не могла решить, можно ли принимать ее заявления за чистую монету. Будучи прекрасным актером, Фейнис мог просто ради забавы разыгрывать бедную глупенькую шестнадцатилетнюю гримершу, какой была тогда Настасья.
Может, после всех его фильмов ему доставляло особое удовольствие разыгрывать из себя хворого соблазнителя, безобидного, как маленький мальчик? Сара готова была в это поверить. А ослепленная любовью Настасья Ковак была совершенно покорена.
«В то же время, – думала Сара, – даже если предположить, что все эти россказни про либидо и импотенцию правда, не кроется ли тут источник его ненависти к женщинам? Ненависти, которая может привести к серийным убийствам… »
Вполне возможно, что Рексу, измученному сворой соблазнительниц, которых он не мог «использовать», захотелось их убить. В самом деле, ведь их авансы только растравляли в нем сознание собственной ненормальности. А от этого до убийства всего один шаг…
Может, в случае с Лиззи Кац он сделал его?
Когда наступила ночь, дом стал наполняться угрожающими тенями. Настасья нервничала все больше и больше. Она постоянно бегала туда-сюда, проверяя замки на дверях и окна. Действительно, стеклянные двери не обеспечивали достаточной безопасности. Гиганту, вроде Микофски, ничего не стоило выбить одну из них ударом плеча. Понемногу Сара заразилась ее беспокойством.
– Пойдемте, – неожиданно решила экономка. – Тут мы слишком на виду. Микофски сможет подстрелить нас, как кроликов, если заберется на ограду. К тому же Гвеннола захватила с собой винтовку.
Они эвакуировались внутрь здания. Саре пришлось идти за Настасьей по плохо освещенным коридорам, заполненным розоватыми статуями.
Наконец они добрались до игровой комнаты, где стоял сказочный замок – огромный пряничный домик с башенками и бойницами, его донжон поднимался на три метра от пола. Прикоснувшись к крепостной стене, Сара поняла, что макет металлический!
– Он прочный, как танк, – объяснила экономка. – Его сделали в ту пору, когда у Гвеннолы была паранойя. Ей казалось, что все вокруг желают ей зла. Она просыпалась, крича, что жители долины вот-вот взломают дверь, чтобы линчевать нас, как во «Франкенштейне». Она заказала этот… эту штуку, чтобы там спрятаться. Скрючившись внутри, она успокаивалась,
– Вы хотите сказать, что мы будем спать внутри? – возмутилась Сара.
– Да… мне кажется, это неплохая идея. Если мы задраим люк, Микофски не сможет до нас добраться. Внутри есть матрасы. Знаете, там можно хорошо выспаться…
Сара покачала головой. У нее не было ни малейшего желания вставать на четвереньки, чтобы прятаться в этой невообразимой конуре.
– Лезьте туда сами, если это вас успокоит, – объявила она. – Я лягу здесь, на софе. Если замечу что-нибудь подозрительное, то постучу три раза.
Настасья Ковак не стала терять времени на споры. Она казалась такой испуганной, что ей было совершенно не важно, насколько нелепо она выглядит. Сара увидела, как экономка ложится на пол и заползает внутрь металлического замка. На секунду ей показалось, что ягодицы Настасьи застрянут в дверном проеме, но, поерзав немного, экономка все же справилась с нелегкой задачей. Оказавшись внутри, Настасья тут же задраила люк, как испуганная маленькая девочка, которая чувствует приближение волка из страшной сказки.
Однажды Тизи заметил: «Когда общаешься с сумасшедшими, скоро сам становишься таким же». Теперь Сара поняла, насколько это верно: общаясь с Гвен, Настасья в конце концов помутилась рассудком, она уже давно поверила в волшебников и великанов.
Оставшись одна, Сара уселась на софу. Ночник с детским абажуром слабо освещал комнату. Сваленные в кучу игрушки создавали впечатление армии горбатых фигурок устрашающих очертаний, по большей части портретов Гвеннолы. Они были всевозможных размеров, некоторые даже ростом с десятилетнего ребенка. Их нарядили в костюмы, сшитые по мотивам сериала «Королевство безумной надежды». Их стеклянные глаза, слишком похожие на настоящие, смущали Сару.
Она не смогла долго выносить того, что за ней «наблюдают» таким образом, и отправилась осматривать соседние комнаты. Забыв о скромности, она выдвигала ящики комодов, распахивала дверцы шкафов, не ожидая даже найти ничего конкретного. Она надеялась наткнуться на что-нибудь полезное – какой-нибудь знак, любую информацию, которая помогла бы ей спасти свою шкуру.
В ящиках царил жуткий хаос – детские игрушки вперемешку с пачками сигарет, настольные игры с полпинтой бурбона, леденцы (пятнадцатилетней давности) с упаковками транквилизаторов или снотворного.
Это была картина медленной катастрофы, мрачного дрейфа в сторону безумия – где-то между Винни-Пухом и барбитуратами.
Когда Сара обнаружила в глубине шкафа кучу косметических средств от морщин, сердце сжалось от жалости: вопреки заявлениям Настасьи, кожа Гвеннолы не осталась безупречной – время наложило свой отпечаток. И хотя она до сих пор сохранила тело маленькой девочки, кожа была уже не та. Теперь она, должно быть, еще больше похожа на сорокалетнюю карлицу, чем на принцессу с глазами-незабудками из «Королевства безумной надежды».
«Вот почему она прячется за занавеской, когда принимает гостей, – догадалась Сара. – Она согласна быть псевдо-маленькой девочкой, а не уменьшенной копией взрослого человека».
Продолжив свои исследования, Сара в конце концов обнаружила в маленьком чуланчике десятки разбитых зеркал – самых разных размеров и явно очень дорогих. Их раздробили молотком на мелкие кусочки, Сара увидела в этом подтверждение своих подозрений.
Настасья ей солгала. Как вышколенная прислуга, она ревниво охраняла секреты своей хозяйки, выдавая любопытным сказку о вечной молодости.
Саре стало грустно, поэтому она решила закончить свои «раскопки» и вернулась в игровую.
В конце концов она уснула на софе, в трех метрах от металлического замка, под стеклянными взглядами кукол, сваленных в углу.
14
Сара простилась с Настасьей около десяти вечера. Экономка отказалась покидать дом и прятаться в мотеле – это предложение она приняла с возмущением капитана, которому предлагают покинуть на три четверти затонувший корабль.
Сара не настаивала. В любом случае Настасья Ковак не была целью Микофски. Саре казалось маловероятным, что он хотел причинить зло этой бедняге.
«Ведь пристрелить-то он хочет меня, – подумала она, садясь за руль. – Меня и только меня – подручную Антихриста».
Она постаралась побыстрее вырулить из каньона – нужно было как можно быстрее забрать анализы крови из лаборатории и сравнить их с медицинской картой матери, которую Тизи хранил как реликвию.
Когда лаборант выдавал ей бумаги, она, поддавшись приступу суеверного страха, спросила:
– Это точно кровь человека?
– Ну да, – проворчал молодой человек в белом халате. – Вполне себе человеческая, только вот взяли ее не вчера.