«Лох ты чилийский, Александр Степанович! — расстроился майор, с горечью глянув на истерзанный труп. — В войну, вишь, поиграть захотелось, дубина ты стоеросовая! На психику надо было давить, на психику…» Больше делать здесь было нечего, и, пожалев в душе водилу КАМАЗа, у которого головной боли теперь будет выше крыши, Сарычев быстрым шагом направился к депутатской тачке.
Стражи народного избранника мирно спали, мужественные лица их подобрели, сломанные носы были конкретно красны. Сарычев из врожденного человеколюбия запустил мотор, чтобы троица не задубела, взял сотовую трубу и отчалил. На душе у него было муторно.
Следующим утром, еще затемно, он съехал с Выборгского шоссе налево, к озерам, и, проплутав с полчаса, нашел все-таки спортивно-оздоровительный комплекс «Незабудка». По причине зимы лодки томились на берегу под навесом, на теннисном корте лежали сугробы, а функционировали, судя по всему, только кабак, баня да многочисленные коттеджики, в которых так уютно морозной ночью с ласкучей и умелой прелестницей. Дорога к ним была отлично накатана…
Покуда Сарычев скучал в засаде, показалось рыжевато-медное холодное солнышко, освещая негреющими лучами пышные снежные шапки на елях. Лишь часам к одиннадцати свято место для парковки постепенно стало заполняться. Прибывавшие на «бомбах» и «мерсах» россияне неторопливо вылезали из машин, с важностью лобызали друг друга и, сбиваясь в круг, приступали к общению. Пару раз Сарычев включал «повтор» на депутатской трубке, но никто из новых русских не реагировал, лишь грубый голос на другом конце линии в который уже раз грозил: «Я вас…»
Наконец с ревом могучего мотора принеслось облако снежной пыли. Когда оно рассеялось, майор от удивления аж присвистнул — на парковочной площадке застыл чернильный «мерседес-купе», точь-в-точь как тот, непробиваемый по ментовскому компьютеру, только с последней цифрой номера отличной на единицу. Из него в окружении трех амбалов степенно вылез долговязый мужик в роскошной ярко-желтой пропитке, и сейчас же присутствующие как-то подобрались, сделались словно меньше ростом, сдулись. Те же, с которыми обладатель канареечного прикида изволил облобызаться, гуськом последовали за ним по узенькой, проложенной в снегу тропинке. Майор для проверки еще разок нажал «повтор» и тут же довольно крякнул — на его глазах длинный полез в карман, вытащил трубу и грозно предупредил: «Я вас…»
Минут десять спустя из дверей ресторана показались два халдея, они рысью припустили к коттеджу Гнилого, волоча тяжеленную корзину — как пить дать, со жратвой и бухалом. Вероятно, в связи с этим решение вопросов несколько затянулось, так что лишь часам к трем машины начали разъезжаться. Скоро только хабарики «Мальборо», мятые банки из-под джина да желтые пятна мочи напоминали о бандитствующих россиянах.
Однако главный, похоже, покидать заповедный уголок не собирался. Он оценивающе взглянул на отъезжающих, снисходительно ощерился и что-то властно приказал, махнув рукой в сторону бани. Сейчас же кореш его выхватил трубу, с напором позвонил, и вся шобла направилась в ресторацию.
Результат звонка ждать себя не заставил. Минут через сорок закаркало воронье, показался свет желтых «противотуманок», и из распахнувшихся дверей «ауди», купаясь в волнах сногсшибательного парфюма, под шепот «Блестящих» выпорхнули четыре прелестницы. Видно, Гнилому в его суровой жизни без женского тепла и ласки было никак.
Ленинград. Развитой социализм. Зима Излонесения
В сектор «Б»
…в ресторане «Корвет» были обнаружены сорок девять трупов (двадцать семь мужских и двадцать два женских), среди которых были идентифицированы и опознаны тела воров в законе Васи Пермского и Парашюта, а также воровских авторитетов, таких, как Сазан, Руставели, Федя Прушный, Магарыч и других менее значимых представителей Майкопского преступного сообщества. Характерно, что тело предводителя, вора в законе Паршина Александра Ивановича, 1943 года рождения, по кличке Штоф, с лета утвержденного «смотрящим» по Ленинграду, не обнаружено, хотя труп постоянно сожительствующей с ним некой Ващенко Галины Ивановны, 1960 года рождения, среди погибших найден. У всех мужских тел в районе пупка вскрыта брюшная полость и внутренние органы вывернуты наружу. По оценке специалистов, подобные ранения наблюдаются при нападении крупных хищников, таких, как тигр или медведь, и ведут к медленной смерти от потери крови и болевого шока. У всех женских трупов с левой стороны груди ребра проломлены и наблюдается рана круглой формы размерами 150x150 мм, вырванные сердца сложены рядом с телами, а тела погибших носят следы сексуального насилия. Оставшиеся в живых повара с тяжелыми повреждениями головного мозга находятся в коме, внешне не пострадавшие музыканты пребывают в состоянии ступора и, по оценкам специалистов, в ближайшее время вряд ли могут быть приведены во вменяемое состояние. Единственным вменяемым свидетелем является швейцар, но, находясь в сильном алкогольном опьянении, он всю новогоднюю ночь проспал и ничего не помнит. При осмотре помещения и одежды потерпевших были обнаружены множественные отпечатки пальцев, среди которых дактилоскопическая экспертиза идентифицировала отпечатки, принадлежащие интересующему вас объекту…
Васнецов
Аспирант уже успел собрать деньги и брюлики, отмыть от кровищи руки и съесть шашлык из осетра на вертеле, когда на кухне появился Архилин.
— Мясник ты и лохматушник. — Он глянул на Титова с отвращением. — Тебе бы дуборезом в дуборезке
[148]
упираться.
— Ладно, не ругайся. — Аспирант пребывал в отличном настроении, потому что Рото-Абимо назвал его великим охотником. — Не забудь, смотри.
Он указал Сукалашвили на туго набитый полиэтиленовый мешок с надписью «СССР — оплот мира» и, подхватив все еще пребывавшего без чувств любителя шашлыков, потащил его в машину.
На улице шел снег, «пятерка» превратилась в сугроб, и молодой кавказец Гела, видимо давно уже зажавший очко, обрадовался аспиранту страшно. А тот, бросив пленника на заднее сиденье, с ухмылочкой уселся рядом. Затем в машину забрался Архилин, и «жигуленок» тронулся с места.
Было уже около четырех. Когда машина выехала на Исаакиевскую площадь, лежавший неподвижно пленник вдруг зашевелился, застонал и принялся, видимо от бессилия, сливать рассол в адрес присутствующих. Послушав немного, Архилин двинул ему в бубен, добавил под дых и повернулся к аспиранту:
— Трюмить его, суку, надо, так он общак не сдаст.
Не отвечая, аспирант прикрыл глаза и склонился к задыхавшемуся от боли мордовороту:
— Кто такая Лия Борисовна?
На покрасневшем от бешенства лице того поочередно промелькнули удивление, ярость и растерянность, а Титов прищурился, как бы куда-то всматриваясь, и скомандовал водило:
— Давай в Пушкин рули.
— Какого хрена, дорогой? — Архилин глянул на него недоуменно.
Аспирант взял мордоворота за оттопыренное, помидорно-красное ухо: