Тетушка Клорис удивленно фыркнула, но ничего не сказала. Евгения, понимая, что обнаружила свои чувства так невежливо и неосторожно, постаралась призвать на помощь всю свою живость.
— Это правда! — воскликнула она. — Мы едим, спим и молимся под бой часов, будто это звон монастырского колокола. Слава Богу, что меня еще не заставляют носить одеяния послушницы!
Лицо маркиза по-прежнему оставалось жестким.
— Как монахини? — повторил он.
Евгения подняла голову и смело посмотрела на него.
-Да.
— Я уверен, что даже монашеское одеяние будет смотреться на вас как самое модное платье, мисс Давдейл.
Евгения, впервые глядя маркизу в лицо, заметила искорки смеха в уголках его глаз.
— Спасибо, — пробормотала она, слегка смутившись.
Миссис Давдейл, которая с волнением прислушивалась к их диалогу, почувствовала, что напряжение немного ослабло.
— Выпейте с нами чаю, — предложила она.
Евгения и маркиз вместе подошли к столу. Миссис Давдейл казалось, что он пытается запомнить каждый взмах ресниц Евгении, каждый ее взгляд. Мать уже слышала в воображении свадебные колокола. Она кашлянула и принялась наливать чай.
— Надеюсь, подготовка к балу у лорда Бескомба идет полным ходом?
Маркиз оторвал взгляд от Евгении и вежливо отозвался.
— Вероятно. Я слышал, леди и лорд Бескомб наняли венский оркестр.
— И почему-то итальянских кондитеров, — вмешалась тетка Клорис. — Не понимаю. Неужели старые добрые английские пекари не сделали бы то же самое?
Маркиз снова посмотрел на Евгению. В солнечных лучах, падавших из окна, ее волосы светились вокруг головы как ореол.
— Могу ли я надеяться, что мисс Давдейл передумала и изменила свое решение по поводу бала? — тихо спросил он. — Могу ли я надеяться, что теперь вы примете мое приглашение?
Евгения уставилась в чашку.
— Боюсь, я останусь при своем мнении. Я не поеду.
— Она шутит, — в ужасе воскликнула миссис Давдейл. — Она очень хочет поехать!
— Мама! — резко возразила Евгения. — Надеюсь, мне будет позволено самой разобраться, чего я хочу, а чего — нет!
Маркиз переводил взгляд с дочери на мать. Он почувствовал, что затронута болезненная для обеих тема, и понял, что его присутствие только осложняет положение. Он встал из-за стола и поклонился.
— Дамы, прошу разрешения покинуть вас. У меня... появилось срочное дело.
Миссис Давдейл бросила на Евгению сердитый взгляд, потом ответила:
— Но вы придете еще? Вы здесь всегда желанный гость!
— Спасибо, — ответил маркиз.
Миссис Давдейл настояла на том, чтобы проводить маркиза. Она хотела заверить его, что сделает все, что в ее силах, чтобы убедить Евгению поехать на бал.
Когда дверь за ними закрылась, тетя Клорис скрестила руки на груди и уставилась на Евгению.
— Я вот подумываю, не поехать ли мне на бал к Бескомбам, если ты откажешься, — задумчиво проговорила она.
Евгения была потрясена.
— Но, тетя, вы же не любите подобные мероприятия!
— Не люблю. Но на балу леди Бескомб собирается продемонстрировать свой портрет, который написал Грэгор. Я хочу на него взглянуть. И это единственный случай, когда я смогу его увидеть, потому что после бала она собирается отослать его в поместье. А туда я точно никогда не поеду. Ужасное место! Страшная сырость!
- Грэгор писал портрет леди Бескомб?
— Ну да. Вспомни, именно леди Бескомб порекомендовала его. Она с ним носится так, будто он сын Петра Первого!
— Вы думаете... Грэгор будет... на балу? — тихо спросила Евгения.
— Несомненно. Я не удивлюсь, если он будет танцевать с самой леди Бескомб.
Евгению охватила дрожь. Она встала со своего места.
— Простите меня, тетя Клорис. Мне нужно... нужно поговорить с маркизом, прежде чем он уедет.
— Хм! Все меня бросают, — проворчала старуха, но жестом отпустила племянницу.
Евгения выскочила из комнаты. Прихожая была пуста. Девушка увидела, что мать стоит у парадной двери и прощально машет рукой. Потом послышался звук отъезжающего экипажа. Маркиз уехал. Ничего страшного. Она напишет ему.
Евгения поспешила наверх, в свою спальню, нашла на письменном столе лист почтовой бумаги, обмакнула перо в чернильницу и принялась быстро писать. Потом помахала листком в воздухе, пока не высохли чернила, и запечатала письмо.
Она приняла приглашение маркиза. Она поедет на бал! На ней будет розовое шелковое платье, и она будет танцевать с Грэгором Бродоски. Она будет танцевать всю ночь только с ним, и его русское сердце будет громко стучать — бум-бум-бум, — когда он сожмет ее в своих объятиях.
Евгения ожидала, пока ее объявят. Ступени белого мрамора, ведущие вниз, в бальную залу, были покрыты толстым красным ковром. Там уже собралось немало гостей. Играл оркестр, кружились нарядные пары. Нее были в масках. Евгения невольно коснулась своего лица. На ней маски не было. Разрешат ли ей танцевать?
— Мисс Давдейл.
Когда назвали ее имя, инструменты оркестра стали замолкать один за другим и вскоре по залу плыл только звук одинокой скрипки. Танцующие останавливались, поворачивались и смотрели, как Евгения спускается по ступеням. Но почему? Чем она вызвала такой интерес присутствующих? С каждым ее шагом кто-нибудь в зале начинал смеяться. Вдруг какой-то человек вышел из толпы и приблизился к лестнице. Его плечи тоже вздрагивали от смеха.
— Ее туфли! Посмотрите на ее туфли!
Евгения посмотрела вниз. Ее туфельки оказались такими изношенными, что из дыр выглядывали пальцы. Подол платья истрепан, рукава оторваны. Теперь в зале смеялись все — смех был просто оглушительным.
Слезы обжигали глаза Евгении, но она продолжала спускаться. Потом человек, который стоял у лестницы, снял маску, и девушка увидела его лицо.
Это был Грэгор, Грэгор Бродоски... Он смеялся над Евгенией вместе со всеми.
У Евгении перехватило дыхание. Она пыталась проснуться. Дотронувшись до своего лица, девушка обнаружила, что оно мокрое от слез.
Какая же она глупая! Ее сон, кажется, все разъяснил. Как она может поехать на бал? У нее же нет наряда! Тетя Клорис ни за что не купит ей платье. И во всем этом она сама виновата — сама себя поставила в такое глупое положение. Она так хотела танцевать с Грэгором, что совершенно забыла о том, в каком плачевном состоянии находится ее гардероб.
Когда мысль о том, что мать намеревалась продать свои драгоценности, всплыла в памяти, Евгения тут же ее отвергла. Она никогда не согласится.
Маркиз, должно быть, уже получил ее письмо. Она ведь еще вчера отослала его. Ну что ж, она напишет еще одно и отменит свое согласие.