Умытые кровью. Книга 1. Поганое семя - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Разумовский cтр.№ 15

– Ты, бледнолицая, – только и смог прошептать он. Словно огненная лава побежала по его жилам. Застонав, он сорвал с Варвары простыню и стал покрывать поцелуями ее тело – прохладную покатость плеч, упругую возвышенность груди, укромную бархатистость бедер. Весь мир перестал существовать для него, он видел только прекрасное, загоревшееся страстью лицо Варвары, чувствовал ее руки на своей спине, ощущал губами нетерпение ее лобка.

– Сумасшедший, скорей, скорей. – Восхитительная в своем бесстыдстве, изнемогающая от желания, она, ощутив в себе Граевского, неистово зашлась восторгом наслаждения, накатившимся на нее подобно штормовому валу. Гром прогрохотал в ясном небе, вздрогнула земля, солнечные блики на воде вспыхнули венчальными свечами. Время остановилось.

Наконец шторм затих. Варвара бессильно вытянулась, лицо ее горело румянцем.

– Нет, ты не собака Баскервилей и не Му-му. – С серьезным видом она прижала щеку к груди Граевского и, ощутив, как бьется его сердце, уткнулась губами в ухо. – Ты не краснокожий пес и не павиан. Ты – приносящий счастье огненный жеребец из арабских сказок.

Голубые глаза ее в самом деле светились счастьем.

Граевский лежал молча. Все равно не нашел бы нужных слов, чтобы сказать Варваре, что она единственная из всех. Что ни с одной женщиной ему не было так хорошо. Что губы ее сладкие как мед, тело подобно амфоре, а страсть превращает ее в тигрицу, огненную пропасть, бесстыдную шлюху, извивающуюся от похоти. Что она божественна и имя ее благословенно.

– Однако пора к обеду. – Варвара из-под руки посмотрела на солнце и, вздохнув, поднялась. – Папа будет сердиться, если опоздаем.

Она с брызгами вошла в озеро и, смешно отплевываясь, пустилась плыть по-собачьи. Рыжая голова ее напоминала огненную хризантему. Сделав круг, Варвара вышла на берег и неожиданно застеснялась.

– Чур, не подглядывать.

Она царственным жестом завернулась в простыню и стала подниматься по косогору.

Как бы не так – Граевский проводил ее жадным взглядом и, ловко взобравшись по песку, притаился под кустом на краю поляны. Его разбирало жгучее любопытство, до смерти хотелось увидеть, как Варвара будет натягивать чулки, возиться с подвязками, надевать невесомые, в ажурных кружевах, панталоны. Но его постигло разочарование. Туалет Варвары был скор и упрощен. Обсохнув, она нырнула в легонькую сорочку, щелкнула кнопками холстинкового платья и, надев на босу ногу туфельки-плетенки, украсила распущенные волосы соломенной шляпкой. Милая непосредственность деревенской прозы.

– Кузина, вы очаровательны. – Выскочив из-за куста, Граевский предложил даме руку, тут же получил пледом пониже спины и, чтобы заслужить прощение, подхватил Варвару на руки и помчался вниз по косогору. Забежав в озеро по колено, он побрел вдоль берега и в тени ветвистой, склоненной над водой ивы увидел лодку с белой надписью «Минерва».

– Ваша ладья, кузина. – Рассмеявшись, Граевский усадил Варвару и, взяв ее руки в свои, нежно поцеловал ладони. – Это чтобы не было мозолей.

В его душе клокотал вулкан бешеной, сумасшедшей радости.

– Вот она, joi d'amor! Veni, vidi, vici, а потом говорит: «Греби отсюда». – Варвара улыбнулась и, погладив Граевского по щеке, бросила весла на воду. – Ты, огненный арабский жеребец, не устал? Места в лодке хватит.

В голосе ее промелькнуло беспокойство.

– «Злые языки страшнее пистолета». – Граевский развернул лодку и легко вытолкнул ее на глубину. – Magna res est amor. Но только sans phrases.

Он лег на песочек и стал смотреть, как у Варвары из-под весел полетели веселые брызги. Грести она не умела, «Минерва» оставляла на водной глади ломаный, извилистый след.

Наконец лодка причалила к мосткам. Варвара сошла на берег, и, едва ее белое платье потерялось в глубине аллейки, Граевский с шумом бросился в озеро. Сердце его билось мощно и ровно, мышцы дрожали от избытка энергии. Хотелось быть добрым, кричать от счастья и делать глупости. Еще хотелось есть. Распугивая рыбную мелочь, Граевский выбрался на мостки, быстро оделся и побежал по аллейке к дому. У себя в спальне он переменил белье, причесался, надел щегольские штаны со штрипками и ровно с первым ударом гонга уже входил в столовую.

Это была солнечная, просторная комната, с большими окнами, прикрытыми шторами. На подоконниках в горшках цвела герань, мебель была несколько старомодна, зато крепка и удобна, рассчитана на века.

– Плавал? – Генерал глянул на шевелюру Граевского, еще не высохшую после купания, и одобрительно похлопал по плечу: – В жару это первое дело, да и вообще… Еще Суворов писал о пользе водных процедур. Чтобы голова была ясной, а тело чистым.

Крепкий, в неизменной генеральской тужурке, он смотрелся внушительно, от него хорошо пахло табаком и французским одеколоном.

– Прошу к столу. – Тетушка сделала приглашающий жест и тяжело опустилась на гнутый, крытый французским гобеленом стул. – Лед тает.

Ей нездоровилось, и поверх шелкового балахона она набросила кружевную, похожую на рыбную сеть, шаль.

Ольга вышла к столу все в том же ситцевом платье, с волосами, по-девичьи заплетенными в косу, при виде же Варвары у Граевского сбилось дыханье. Одетая в строгое платье, с черепаховым гребнем в прическе, она вошла, не поднимая глаз, и опустилась на стул с гордым видом – загадочная, недоступная и прекрасная. Холодная, словно Снежная королева из детской сказки.

– Ну, Господи, вкусим от щедрот твоих. – Дядюшка перекрестил грудь в светло-серой тужурке, повар, стоявший у стены, встрепенулся, и обед начался.

Ввиду жары вначале ели холодное – ледяную ботвинью с осетриной, паштеты, пикантный галантир из судака, заливного поросенка с хреном. Пили много белого вина, подаренного дядюшке его однополчанином, отставным полковником Ртищевым. Толстый повар отпускал блюда с важностью, лакей, одетый во фрак, обливался потом, желчная горничная стучала каблучками по наборному паркету.

Для основательности в качестве горячего были поданы гусь с яблоками и кровавый ростбиф с молодой, посыпанной укропом картошкой. Тетушка, недомогая, отмалчивалась, генерал же, будучи в ударе, поведал несколько двусмысленную историю из времен своей молодости. Речь шла о сторублевой ассигнации, разрываемой на кусочки, каждый из которых вручался «этуали» лишь после оказания определенной благосклонности. Тетушка, прошептав что-то, перекрестилась, Варвара из вежливости улыбнулась, Ольга, покраснев, молча занялась гусем. Желчная горничная, слушавшая внимательно, мечтательно закатила глаза.

– Если верить господину Марксу, это, кузина, и есть переход количества в качество. Из бесполезных обрывков можно склеить банкноту и купить новые панталоны. – Улыбнувшись Ольге, Граевский отрезал кусочек ростбифа, а генерал, помрачнев, сразу забыл о веселых певичках:

– Да-с, прискорбно, только события пятого года, к сожалению, ничему не научили. В Государственной думе жидомасоны окопались, молодежь, изволите видеть, – он с укоризною посмотрел на Ольгу, – господина Маркса читает, в царском окружении сплошь воры и бездарности. Студенты бунтуют, свободы им все мало. Не понимают, что дело в душе. Раб, сделай его хоть премьер-министром, так рабом и останется, потому как естество у него холуйское.