На стороне ребенка - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Дольто cтр.№ 89

Страница

Разумеется, это надо делать не тогда, когда ребенку уже исполнилось семь или даже десять лет. Ребенку несомненно нужен отец, но уже не на этом языковом уровне. Такое поведение – гомосексуальная эротизация ребенка со стороны отца, причем в наиболее тяжелой форме. Для ребенка лучше, чтобы его эротизировал кто угодно чужой, но только не отец. В сущности, будучи его родителем, этот мужчина, отец, обращает время вспять, способствуя регрессии и в своей собственной истории, и в отношениях между ними обоими, хотя отцу представляется, что он помогает ребенку и способствует его прогрессу. Эти отцы-невротики очень опасны, когда они внезапно обнаруживают, что их ребенок, которого они до сих пор не знают, сын или дочь, вот-вот «умрет» и превратится в юношу или девушку; они хотели бы оживить в себе ребенка, с которым в свое время обошлись, как с собакой. Они думают, что, играя в товарища, помогут ребенку совершить этот переход, заполнят оставшуюся лакуну. На самом деле это они сами хотят испытать то, чего когда-то себя лишили, навечно хотят сохранить отношения опекуна к опекаемому, которых им недостает, но время которых истекло.

Я подозреваю, что эти новые отцы, желающие не только помогать женам, но и подменять мать при ребенке, «беременны» неким смутным желанием опекать и нянчить; в них есть что-то каннибальское. То, как они говорят о своих малышах, наводит на мысль о любви-сосании. В данном случае отсутствуют отношения между двумя одинаково ценными человеческими личностями. Такой взрослый не входит в контакт с будущим мужчиной или с будущей женщиной, чувствуя свою ответственность за ребенка, чье тело пока еще слабо, но чей ум уже равен его уму. Ведь ум ребенка по ценности равен уму взрослого. И самое главное – не следует препятствовать пробуждению этого ребенка, но в то же время необходимо поддерживать с ним аутентичное общение. Если цепляться за этого ребенка, как за спасительный круг, он рискует почувствовать себя частью взрослого. Что правда, то правда: некоторые дети придают сил своим родителям. Но установить с ребенком здоровые отношения, ничем ему не вредящие, можно только в том случае, если и родитель поддерживает отношения и общение с другими, и у ребенка также существуют отношения с другими людьми (взрослыми и его возраста), а не только с ним (взрослым, опекающим, охраняющим его, любящим родителем).

Рассмотрим отношения взрослого с ребенком, которому он приходится отцом. Они зависят от того, чем для него был или не был его собственный отец. Если этот взрослый преждевременно потерял или вообще не знал отца, со своим сыном он ведет себя совершенно неправильно, потому что не имеет никакого образца. Если он идентифицирует себя со своим отцом, он заблуждается еще больше, потому что воспитывает своего сына таким образом, как будто сын – это он сам в детстве; а если он противоречит своему отцу, то ведет себя опять-таки неверно, потому что единственный ориентир для него – обращаться с сыном не так, как обращались с ним, а наоборот; но в любом из этих трех случаев он воспитывает не детей, а себя, как будто в действительности его дети – это он сам; он воспитывает себя самого. Такая тенденция существует в отношениях взрослого к ребенку; эти отношения пагубны, пока отец не поймет, что мы не должны воспитывать в нашем ребенке самих себя, таких, какими были бы или какими хотели бы быть, потому что ребенок не должен стать ни таким, как мы, ни похожим на нас – он должен стать совсем другим, чем мы.

Мода всегда бросается из одной крайности в другую. В сфере воспитания это опасно. Педиатры слишком долго исключали отца из пары мать-дитя, и вот теперь отец набирает силу, и сегодня, в тот момент, когда матери приходят к осознанию того, что их ребенок – языковое существо, папа-наседка эротизирует ради собственной выгоды свое отношение к ребенку и обрушивает на ребенка избыток прикосновений и ласк, характерный для матерей-собственниц.

Сравним два противоположных случая, отстоящих друг от друга по времени десятилетия на три. В 50-х годах молодая преподавательница приходит к педиатру с шестимесячным младенцем, который чахнет на глазах. «Вы часто с ним говорите во время кормления?» – спрашивает встревоженный врач. – «Никогда не говорю. В этом возрасте он еще ничего не понимает».

Написавшая мне в 1984 году женщина, тоже преподавательница, домой после родов вернулась в депрессии, и, судя по ее письму, общалась с ребенком не больше: она буквально заставляла себя говорить с младенцем, хотя ей совершенно этого не хотелось. Она говорила, хотя ей нечего было сказать, – говорила, потому что слышала, что я рекомендую матерям устанавливать со своими младенцами речевые отношения. Пока она говорила что попало, ребенок отворачивал головку. Он улыбнулся ей только в три месяца, когда она наконец сумела выразить перед ним то, что чувствовала искренне, обрела «правдивый внутренний язык». В том, что касается качества слова, ребенка не проведешь.

В Соединенных Штатах 65-летний д-р Томас Брейзлтон, так же, как Франц Вельдман во Франции, будучи сторонником хаптономии (от греческого слова, означающего «касаться»), старается внушить будущим отцам представления обо всей полноте активной роли, которую им предстоит взять на себя, чтобы способствовать здоровому развитию и формированию ребенка. Но я с некоторой сдержанностью отношусь к тому зрелищу, которое нам показали по телевизору: оно может породить недоразумение со стороны адептов, которые рискуют увидеть в таком типе врача замену отца или дедушки (искусство быть улыбчивым дедом не входит в компетенцию педиатра). Не следует ни эротизировать, ни «ангелизировать» отношения отца к ребенку. Хаптономия – это не особая манипулятивная техника, применяемая к детям, это способ побудить родителей и педиатров к установлению всеобъемлющих здоровых отношений, которые оказывали бы как физическое, так и символическое влияние на обретение совсем маленькими детьми чувства экзистенциальной безопасности.

Испытывающие кризис супружеские пары надеются, что появление ребенка укрепит их общность или, вернее, компенсирует их разобщенность. На самом деле ребенок – разоблачитель. Если семья бредет по пустыне, семейная жизнь и останется пустыней. Только оба супруга будут злиться на того, кто «портит им праздник». Но это не Пьер, не Жанна как таковые служат причиной разногласий и ссор, то же самое получилось бы, будь на его или ее месте Поль, или Лора, или еще кто-нибудь. А в конце концов ребенка все же заставляют поверить в то, что возмутитель спокойствия – он. И нагружают ролью присяжного провокатора, так что ему просто ничего не остается кроме как играть эту роль. Родители часто говорят, что ребенок их разделяет, отделяет друг от друга, что он, опираясь на одного из них, выступает против второго, пытается навязать свои порядки. Реакция: родители еще больше держатся друг за друга, говоря себе, что семейная жизнь наладится, когда ребенок от них уйдет, или что когда он станет подростком, его позиция по отношению к родителям изменится. Но это самообман: когда ребенок уезжает или перестает управлять родителями, дергая их за ниточки, как марионеток, когда у него появляется своя собственная жизнь за пределами семьи и отец с матерью остаются один на один, вот тут-то в их существовании и обнаруживается неизмеримая пустота. Сплошь и рядом эта ставка на ребенка, которого ждут, как мессию, а потом распинают, объясняется тем, что у родителей не стало друзей своей возрастной группы, с которыми бы их объединяли общие радости, взаимопомощь, интересы, присущие их возрасту. Они слишком ограничили себя жизнью в кругу своей семьи, то есть жизнью, посвященной детям и дому, отдалились от друзей и занятий из прежней, добрачной жизни; таким образом, утратив друзей молодости, они теряют также и все способы социальной интеграции, кроме тех, которые открываются перед ними в часы работы.

Страница