Мне конец. Не потому что избили. А потому, что вместо того чтобы чувствовать боль в области носа, где тёплые пальцы Шейна скользят по коже, я не ощущаю ничего, кроме пожара, разгорающегося в этих местах.
Оттолкнула от себя его руку, но Шейн перехватил мою ладонь и сжал в своей. Сильно, но недостаточно, чтобы причинить боль.
И он смотрел на меня, не моргая. Мышцы лица находились в абсолютной неподвижности, как идеальная гипсовая скульптура, с такими правильными чертами лица и длиннющими чёрными ресницами… Блестящие капельки влаги падали с его растрёпанных волос на лоб, скользили по щекам и срывались вниз с кончика носа и подбородка.
– Смещения нет. Судя по реакции – болит не так уж сильно. Кровотечение остановилось. Значит, не сломан, – хрипло и как-то уж совсем безутешно произнёс Шейн.
– Хорошо, – едва слышно ответила я, глядя в чёрные, как ночь, глаза моего врага.
Он не отпускал мою руку, крепко сжимал в своей, словно я в состоянии открыть дверь и убежать в обратном направлении. Честно – подумывала об этом. Но тогда меня уже официально можно будет назвать ненормальной.
И почему вдруг стало так жарко? Он включил печку на максимум?
– У меня… – слабо откашлялась, – у меня билет на самолёт.
– Ну и что? – небрежно ответил Шейн, не отрывая глаз.
Моя ладонь пылала. Огонь обжигал всё сильнее и медленно расползался по телу.
Да что же это такое? Почему я так странно реагирую на его прикосновения? Страсть?.. О, Боже, даже в этом я не имею права себе признаваться! Какая, к чёрту, страсть? Каким образом я смогла к этому прийти после всего, что между нами было?
Гибсон! Точно! Надо думать о том, что этот садист сделал с моим Гибсоном!
Но рука оставалась на месте.
– Я не вернусь в шоу, – твёрдо произнесла я.
– Заявлений о твоём уходе не было, так что можешь вернуться…
И опять этот взгляд.
«О, Боже, Шейн, не смотри на меня так… Эта недосказанность в твоих глазах переворачивает и без того потревоженные внутренности!»
– Я не вернусь! – сказала громче.
Шейн молчал.
«Ну же, скажи, что хочешь… Не смотри так!»
Но он молчал! Только кадык нервно дёргался, и челюсти время от времени играли желваками.
Опустила взгляд вниз:
– Почему ты держишь меня за руку?
Рука Шейна дёрнулась и как-то уж очень неловко отпустила мою ладонь, словно он и вовсе забыл об этом. Шумно выдохнул, провёл ладонью по лицу и отвернул голову к окну, застучав пальцами по рулю.
Жар понемногу отступал, даже сознание слегка прояснялось. Сложно это признавать, но Шейн слишком пагубно на меня влияет. Неправильно влияет. И я не понимаю, как это возможно. Может, я всё-таки в душе мазохист?
Я должна была улететь. Не должна была больше его видеть – это знаю наверняка.
– Может, скажешь? – решительно посмотрела на Шейна.
– Что ты хочешь услышать? – он смотрел в окно; голос сухой и жёсткий.
– Правду.
– О чём?
– Не догадываешься?.. – сумела выдавить из себя мрачный смешок; рёбрам это очень не понравилось. – Ты, видимо, забыл о том, как сильно меня ненавидишь, когда ехал в аэропорт.
Чёрт. Он даже в глаза мне посмотреть не может. Трус!
– Посмотри на меня! – воскликнула я.
Никакой реакции.
Тихо выдохнула:
– Почему ты здесь, Шейн?
Ещё минутная пауза.
– Потому что твой нью-йоркский адрес пробить проще простого. Тебе нельзя возвращаться, пока скандал не утихнет, – наконец произнёс он, не глядя на меня. – И Калеб… Дьявол!
Я аж подпрыгнула от того, как Шейн резко ударил по рулю и проорал:
– Какого чёрта он тебя отпустил?! Это – ваша грёбаная любовь?!
Тяжело дышал и смотрел на меня: сила и слабость, надежда и отчаянье, ненависть и…
Его словно разрывает. Безжалостно и напополам.
Шейн схватился за руль, повернул ключ зажигания и вдавил педаль в пол. Мотор взревел.
– Куда мы? – воскликнула я.
– Ко мне домой.
Глава 28
«Ко мне домой» – означало квартиру в элитной высотке с видом на океан, расположенную в одном из самых престижных районов Лос-Анджелеса.
– Это не моя квартира, – ответил Шейн, захлопывая за мной внушительной толщины дверь. – Это квартира-студия моего брата. Он редко здесь бывает.
– Хватит меня придерживать, – не очень-то вежливо попросила я, потому что всю дорогу от машины Шейн страховал меня от падения всевозможными способами. И с чего это я вообще должна быть с ним вежливой?
Хотел сперва на руки взять, но консьерж и так странно на нас посматривал, так что это точно было бы лишним.
– Ему платят за молчание, – сказал мне Шейн, подпирая спиной зеркальную стену лифта, – кого попало на эту работу не берут. Здесь живёт слишком много известных личностей.
Не помню, что промямлила в ответ, все, о чём думала, – как бы поскорее куда-нибудь приземлиться.
Шейн зажёг свет на многоуровневом тёмно-сером потолке, кинул ключи на высокий столик и бросил хмурый взгляд на меня:
– Ну?..
– Что «ну»?
– Так и будешь там стоять?
Сделала пару шагов вперёд, разглядывая обстановку. Коричнево-золотистые тона во всём интерьере, начиная от плотных гардин на высоких окнах, мебели и заканчивая простой кофеваркой. Кухня, гостиная, спальная – три в одном. Хорошо хоть туалет за отдельной дверью. Но, в общем и целом квартира выглядит так, будто здесь вообще никогда никто не жил. Ни одной фотографии на стенах, ни одной неправильно лежащей вещи…
По центру – огромный модульный диван с десятком крохотных круглых подушечек, который так и манил подойти поближе и опустить на него свою пятую точку.
– Эй? – позвал Шейн. – Слишком хорошо себя чувствуешь? Присесть не хочешь?
– Я… – Моя одежда мокрая насквозь: не хочу оставлять пятен в столь идеальном интерьере.
– Что? – Шейн развёл руки в стороны, глядя с придиркой. – Миллер…
– Ты больше не мой наставник, Шейн. Может, прекратишь обращаться ко мне по фамилии?
Шейн будто воздухом поперхнулся, слегка приподнял брови, раскрыл было рот, но так и не смог ничего ответить.
Я устало вздохнула:
– Ладно, называй, как хочешь.
Сняла свитер через голову, что удалось сделать не без труда, так как тело тут же напомнило о количестве ног, врезавшихся в него ещё недавно, и осталась в не менее мокрой майке.