Проклятие Эдварда Мунка - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Тарасевич cтр.№ 43

После разговора с сыном Наталье Александровне стало легче. Она помолилась за упокой души, вновь коснулась ледяных губ, попрощалась. И бегом бросилась к остановке. Последний автобус уже показался из-за пригорка.

5

У него было все, чего только можно желать. Двухэтажный особняк в центре Москвы, отличная машина, приличный счет в банке, друзья и связи. Он отдал бы это все не задумываясь. Лишь бы только ожило на картине любимое лицо.

Антон Зарицкий с досадой отшвырнул кисть и закурил сигарету. Не получается! Опять ничего не получается!!! Он уже вторую неделю силится нарисовать Марину. Ее лицо создано для того, чтобы жить в веках, манить, обещать и обманывать. Вызывать споры. Любить. Ненавидеть. Он знает его до мельчайших подробностей, но так и не может запомнить, понять, постичь. Марина – меняющаяся река, то обманчиво спокойная, то пугающе стремительная. Невинная девочка и соблазняющая распутница. Сильная, слабая, уверенная, сомневающаяся, злая, добрая. Разная. Она живая и настоящая …

Антон застонал и посмотрел на свою работу. Ничего общего с оригиналом. Даже не маска. Что-то хуже. Марина права: он плохой художник. И никогда не сможет писать хорошие картины. Его удел – кропать заметки про чужие выставки для «Искусства». И еще он – верная тень своего гениального отца.

Хорошо быть ребенком такого отца в детстве.

Их класс на экскурсии в Третьяковской галерее. Учительница, волнуясь, произносит:

– А сейчас мы перейдем в зал, где размещены работы известного художника Ивана Андреевича Зарицкого. Немногие современные художники могут гордиться тем, что их работы находятся в фондах крупнейшего музея страны.

Одноклассники, толкая друг друга локтями, шушукаются, поглядывают на Антона. Это приятно. Ведь голубые глазки розовощекой пухленькой соседки по парте тоже устремлены на него. Ее маленький ротик изумленно приоткрывается, и девочка смущенно теребит синий бант на черной косе.

Антон, приосанившись, небрежно бросает:

– Да, это мой папа. У нас дома еще наброски есть вот той его работы – «Жнея на поле».

Папа – самый лучший. Это для всех он талантливый художник Иван Андреевич Зарицкий. А для него – просто папа. Он много работает, зато, когда картина закончена, папа садится за руль «Волги». Ни у кого из родителей одноклассников нет такой «Волги»! Мама напевает песенку, отец улыбается, а Антону хочется, чтобы машина неслась скорее. Вперед! Там ждет спрятанная в высоких елях светлая дача. Не сосчитать круглых бревен ее бочков и ступеней лестниц, огромная, просто огромная. Рядом с дачей – озеро. Мама с папой любят, обнявшись, гулять по его заросшему камышами берегу. Антону не до прогулок. В кармане припрятанная за обедом булка. Хочется приманить утку крошками близко-близко. Чтобы она, осмелев, засеменила перепончатыми лапками по зеленой траве. И тогда Антон попытается погладить серое крылышко.

На даче хорошо весной и осенью. А летом, естественно, нет ничего лучше санатория Союза художников. Папа рисует сине-зеленую морскую бесконечность, и восторг сдавливает горло Антона. Один в один! На холсте все точно так же. Солнечные лучи распарывают волны, подсвечивая их изнутри. Белые барашки, размытые светом, вот-вот брызнут в лицо соленой прохладой. В зеленых кудрях горных склонов белеет санаторный корпус.

– Как красиво! – вырывается у Антона.

Папа откладывает кисть и подхватывает его на руки.

– Сынок, когда ты вырастешь, ты будешь рисовать еще лучше, чем я!

Папина фамилия открыла дверь в художественную академию. Антон нервничал, развязывая на экзамене тесемки папки со своими эскизами. Их даже никто не посмотрел. Сын такого отца. Творческая династия. Большая честь приветствовать наследника «того самого Зарицкого» в стенах академии.

Понимание, что он «тот, да не тот», пришло не сразу. Отец и мать хвалили все, что он писал. Преподаватели на первых курсах тоже никаких замечаний не высказывали. Техника рисунка, графика, композиция – все это не вызывало у Антона ровным счетом никаких затруднений. Генетика. Творческая среда. Трудолюбие. И вот все вроде бы получалось до той поры, когда техническая часть уже освоена, и надо применять полученные знания, и творить, а тут…

Отец – гений, это бесспорно. Антон по-новому взглянул на его работы и понял, наконец, то, что раньше не осознавалось. Та же «Жнея на поле», что находится в Третьяковке. Обычная русская баба из послевоенной деревни. Простенькое платьице, в одной руке серп, второй утирает вспотевший лоб. Но в этой фигуре, в ее глазах, в угадываемой усталости отец сказал намного больше, чем видно на первый взгляд. Тут и бедность, и тоска по нормальному мужику, и надежда, что все изменится, и досада, что полос несжатого поля еще много, а поясницу уже покалывает. И даже после того, как соцреализм приказал долго жить и стало можно писать все, в любой технике, любой манере, папа остался верен себе. Те же простые люди, та же академичность, та же простота. Но в его простоте было все. Папины картины жили . Он выписывал фигуру, и получалась судьба.

Когда полетел в тартарары Советский Союз, многим знакомым художникам пришлось туго. Кончились госзаказы. Развалилась система социального обеспечения. Казалось бы, свобода, пробивай себе дорогу, нет цензуры, нет госприемки, вперед. Ан, нет. Малевали всю жизнь лубочных комбайнеров и вождей марксизма-ленинизма. Больше это никому не нужно. А то, что нужно – сделать не получается. Но отец был одним из немногих, чья жизнь после «перестройки» в материальном плане изменилась в лучшую сторону. Хотя он по-прежнему писал трудяг на фоне сельского пейзажа. Не важно, что , важно как .

За работами Зарицкого-старшего гонялись коллекционеры, повышая и без того зашкаливающие цены на папины картины. Лучшие музеи считали большой удачей приобрести полотна Ивана Андреевича. Мэрия в знак признания заслуг выделила особняк в центре столицы. И все это было действительно заслуженным. Но только отцом.

К третьему курсу Зарицкий-младший понял, что в нем нет даже отблеска таланта отца. Папа – гений, а он – ремесленник. И даже умирая перед мольбертом с кистью в руках, даже перед страшным и завораживающим лицом смерти, он никогда не сможет написать жизнь. Все будет правильно: палитра, композиция, пропорции. Все будет мертво.

– Ты очень хорошо передал выражение лица Мариночки…

Антону сразу же сделалось стыдно. Задумавшись, он не услышал, как поскрипывает коляска отца. У двери мастерской невысокий порожек, папе надо помочь через него перебраться, и вот не помог.

– Иван Андреевич, как ты себя чувствуешь?

– Антон Иванович, замечательно.

Отец всегда называл его только по имени-отчеству. И никогда не говорил, что чувствует себя плохо. После смерти мамы он долго болел, и Антон безумно боялся, что за одной трагедией последует другая. Мамина смерть в прямом смысле сбила отца с ног. Он перестал их чувствовать. Ноги не двигались. Врачи оказались бессильны – не могли поставить диагноз, не знали, как лечить. Папа лежал в постели и все никак не мог понять, почему любимая женщина, которая была моложе на двадцать лет, вдруг растаяла за месяц и покинула его навсегда. Пряча слезы, Антон объяснял, что рак не смотрит в паспорт. И что ему, Антону, тоже тяжело, и что он не хочет потерять и отца…