Спроси их – к чему такие нелепые меры предосторожности, если весь подъезд знает о том, что к Оксанке женатый мужик хаживает, – они бы не нашлись, что ответить.
– Ну! И кто же такой влюбленный в нашу стерву, Саш? – тут же, едва они вошли в ее квартиру, принялась отбиваться от его настойчивости Ксюша. – Нет, ты мне сначала скажи, а потом уже… Ну, Са-ша-а! Ну, скажи! Растравил, а теперь отмалчиваешься! Да не тяни ты так свитер, блин, там сзади три пуговички есть!
– Давай сама, Ксюш, – пыхтел Сурков, пуговички оказались крошечными и все выскальзывали из его грубых пальцев. – Давай, а то времени в обрез!..
– Саш, ну кто он? Ты ведь видел там кого-то, потому и слинял? – Она расстегнула тугую горловину на свитере и начала выдергивать руки из рукавов. – Кого видел-то?
– Да Ярика Лозовского, кого же еще она могла выбрать, эта старая сволочь! А мне не раз намекали, а я все не верил, – сдался Сурков, подхватив тут же Ксюшу под руку и потащив ее в комнату. – Сначала он прошел. А потом она. Все время оглядывалась.
– Он тоже оглядывался? – уточнила Ксюша, с досады закусив губу.
– Ему-то зачем оглядываться! Он свободен в выборе! – Сурков запутался в штанинах и отвлекся от разговора, чуть не свалившись на пол.
– А ей что?
– Ну, как же! Все о престиже своем печется. Говорят, губернатор давно ее в жены звал. Как, говорят, овдовел, так и звать начал. Все капиталы хотел объединить. А она вроде – не время еще. Он будто ждет до сих пор. А она вот с Лозовским!
– Выбрала тоже! – прошептала Ксюша, с неприязнью покосившись на Сашу Суркова.
И до чего же неловкий! Штанов красиво с себя и то снять не может, куда уж свитер с нее с узким горлом, застегивающимся всего на три пуговички.
Понесет ей пить, непременно половину бокала расплескает. Станет открывать шампанское, пеной весь потолок в кухне уделает. В винные пробки у него вечно штопор не лезет. Тот еще герой-любовничек! И как с ним жена живет, непонятно! Чудаковатый малый, что и говорить. Чудаковатый и нелепый. Не то что Ярик Лозовский.
Правильнее – Ярослав Всеволодович Лозовский.
Яриком его все больше старые знакомые называли, к которым вот и Сурков прибился тоже. А все остальные, включая Марианну и ее секретаршу, по имени и отчеству величали. Ксюше, например, нравилось, как весь этот буквенный набор звучал. Красиво и величественно. И она иногда без особой нужды названивала Лозовскому в юридическую службу и приставала с ненужными вопросами, с певучей тщательностью выговаривая его имя и отчество.
– Ярослав Всеволодович, а Марианна Степановна к вам в отдел не заходила?..
– Ярослав Всеволодович, никто из бухгалтерии не был у вас?..
– Ярослав Всеволодович, пиццу принесли, вам оставить?..
А он ведь ей нравился, наверное. И очень нравился, раз такой противной черной желчью налилось все внутри, когда она узнала про него и Марианну. Ведь шептались не раз в курилке, а она не верила. Думала, брехня все. Зависть людей точит.
Неужели правда, а?! Неужели неприступный красавчик Лозовский ее любовник?! Холеный, шикарный, высокий, молодой(!) – ведь ему даже тридцати еще нет – и любовник этой старой мегеры! Как же…
Как же она посмела?! Как могла купить его?! Чем?! Деньгами?! Так, по слухам, у Лозовского весьма и весьма состоятельные родители. Помогают ему. В прошлом году прямо в самый канун Нового года подарили ему квартиру в центре.
А-ах!!! А может, это и не родители вовсе, а эта старая злобная карга его задаривает?! А все рассказы про родителей и их баснословное состояние – всего лишь вымысел, не более?! Удачное такое прикрытие, чтобы не судачили и не шептались по углам.
– Слушай, Саш, а куда это они направлялись?
– Кто? – Он, конечно, ничего не понял, уже начав думать о другом и успев натянуть брюки до коленок.
– Ну, эти двое: Марианна и Ярик? К кому они в тот дом направлялись?
– Так у стервы там на восьмом пол-этажа выкуплено. Не знала, что ли?
– Нет.
– Мы ее еще сопровождали, когда она с наличкой на сделку ездила. Клиент ни в какую не хотел по перечислению. Налогообложения все боялся. Просил наличными. Она и поехала, а мы сопровождали, когда она покупку оформляла.
– Так чего же мы тогда под ее окнами все время встречались, дурак?! – зло заорала на него Ксюша и лягнула ногой по голой спине.
– А то, что еще в прошлом месяце там кто-то жил. Сдавала она апартаменты свои, поняла? – Он обиделся. – Разбрыкалась тут! Одевайся ваще, сейчас цирюльник твой придет…
Глава 3
Он больше не любил ее уязвимое, тайное, тщательно сокрытое ото всех!
Он больше не любил так пленившую его ее незащищенность. Пожалуй, это единственное, что он вообще в ней любил когда-то. Больше-то любить оказалось нечего. Все остальное оказалось именно таким, каким виделось и остальными. Жестким, несгибаемым, суровым и бессердечным даже. А эта ее незащищенность…
Она оказалась мимолетной всего лишь. Едва заметной. Оттого, возможно, и ударила ему в сердце, как электрический разряд. И он, дурак, лопух, идиот последний, ощущал себя в тот момент самым храбрым, самым сильным, самым достойным нести на руках такую великую женщину, как Марианна.
Все произошло совершенно случайно, потому, наверное, что должно было произойти. Он возвращался от друзей. Поздно было уже, кажется, двенадцатый час ночи. И увидел, как Марианна, оставив машину на парковке, медленно движется к своему подъезду. Увидел и привычно перепугался. Потому что ее все боялись, все! Он тут же сунул в рот два кубика жевательной резинки, потому что выпил. И ведь даже подумать не успел, что рабочий день давно закончен и он волен поступать, как ему хочется. Не успел, инстинктивно напрягшись и тут же поспешив зажевать выпивку.
Она шла к среднему подъезду, он – от угла дома. Он ее видел, она его – нет. Она, кажется, в тот момент вообще никого и ничего перед собой не видела. Шла, низко опустив голову, и о чем-то размышляла. Потому, наверное, и пропустила тот момент, когда сзади на нее налетел пьяный высокий мужчина и начал выдергивать у нее из рук сумку. Обычно-то Марианна никогда ничего не пропускала. Обычно всегда играла на опережение. А тут с железобетонной леди вышел конфуз. Тут не углядела. Тут вдруг оказалась вполне обычной растерявшейся, перепугавшейся бабой, истерично всхлипывающей, прижимающей к себе сумку и пятившейся от хулигана.
Вот тогда-то Ярослав Всеволодович Лозовский, боявшийся Марианну Степановну Волину наравне со всеми, впервые посмотрел на нее как на женщину. Сначала как на перепугавшуюся женщину, а потом просто…
Она ведь упала, когда пятилась. Полы плаща распахнулись очень широко, а под ним оказались такие потрясающие ножки! И в чулках! Боже, кто бы мог подумать, что эта дама из стали, щелочи и ртути одновременно может носить чулки с подвязками и легкомысленными кружевными резиночками! И кто бы мог подумать, что у нее при ее несгибаемой воле, сволочном характере и змеином взгляде может оказаться такое шикарное тело. Его же никто никогда не видел. Правильнее, не замечал, невзирая на то, во что это тело было упаковано. Хоть золотым был фантик, хоть серебряным, начинка никого никогда не интересовала.