Она и распорядилась, послав ей на порог бравого офицера с красивыми умными глазами, которые всегда будто немножко усмехались.
– Не надо меня бояться, Мария, – сразу повелел он, погрозив ей пальцем. – Нам ведь с тобой нечего скрывать друг от друга, так?
– Мне нечего, вам – не знаю, – пожала она худенькими плечами.
– Дай-ка мне твою хижину осмотреть внимательно. Позволишь?
Он нормальный мужик был, не нахальный, не лез на рожон. Он хорошо говорил, толково.
– Валяйте, – позволила она. – Только что это вам даст? Я никого не убивала!
– Я знаю, – кивнул он с серьезным видом. – Иначе ты бы давно грела своей задницей нары, Мария.
– Ух ты!
Она не знала, радоваться ей или обижаться на милицейского красавчика, еле протиснувшегося своими широченными плечищами в дверной проем. Но, кажется, он верил ей и не унижал совсем, как другие. Звягинцева Надежда Степановна, например, не пустившая ее увидеться с сыном. Или работодатели, побоявшиеся оставить ее за торговым прилавком только потому, что ее допрашивал следователь.
– Вот тебе и ух ты! – развеселился Орлов, распознав с лета растерянность гражданки Гавриловой. – Ты мне вот что скажи, Мария Гаврилова, ты частенько оставляешь ключ в замочной скважине?
– Как это? – не поняла она сразу.
– Вот выходишь ты из комнаты, в магазин там или помыться, запираешь комнату на ключ и потом оставляешь его, не убирая в карман. Часто ты так делаешь?
Орлов был очень терпеливым, очень. Он ведь еще в тот первый свой визит торчащий ключ по ту сторону двери заприметил и на заметку себе привычку хозяйки этой комнаты взял. И вспомнил также, что давным-давно в такой же вот коммуналке жил его дядька. И так же вот, когда в кухню выходил, в туалет или ванную, комнату либо не запирал вовсе, либо с торчащим в замочной скважине ключом оставлял. В коммуналке же все на виду, кто на глазах у всех в комнату соседа попрется? Никто. Так думал каждый про себя и про соседа. Так же, видимо, думала и Маша Гаврилова, раз ключ имела обыкновение оставлять в замке, когда отлучалась.
– Ключ-то… – она растерянно поморгала. – Так в кухне когда или в ванной, даже и с мусором когда ухожу, не запираю. Если только на работу, в магазин или к сыну иду, тогда запираю. А когда в доме-то, чего зря замком щелкать?
– А ключ для чего в замке торчит?
– Так замок старинный английский, захлопнется вдруг, тогда не войдешь. Вот и страхуюсь, и на предохранитель ставлю, и ключ оставляю в замке на всякий случай.
– Отлично, Мария. – Орлов шлепнул здоровенными ладонями, того гляди вприсядку пойдет. – А теперь тебе придется основательно напрячь память и кое-что вспомнить. Идет?
– Постараюсь.
Совсем этот бравый офицер засмущал бедную Машу Гаврилову. Где же ей было памяти-то этой взяться? Пропита она давно, память ее. Сейчас хоть и перестала выпивать, а голова по-прежнему туговато варит. Оттого, может, и стул со сломанной ножкой проморгала.
– Итак, ты должна вспомнить, дорогая, оставляла ли ты открытой комнату в дни, предшествующие убийству Маргариты Шлюпиковой?
– Конечно, оставляла, – выпалила она с облегчением.
Уж это-то она помнила. Когда Марго со своим красавчиком явилась, Маша только из ванной выбралась, дверь не запирала. Потом вечером готовила себе что-то в кухне, тоже дверь была раскрыта. Да и вообще она в те дни почти никуда не ходила, не ее смена была за прилавком стоять, потому ключ в замке и торчал почти всегда.
– Молодец, – похвалил ее Орлов, внимательно выслушав рассказ. – А теперь у меня к тебе еще один очень важный вопрос…
– Задавайте, – покивала она, вдохновленная его похвалой.
– Вспомни, только подумай сначала основательно, хорошо?
Она снова кивнула.
– Вспомни, кому ты рассказывала о том, что угрожала Марго? Рассказывала или вас кто-то мог слышать? Вспоминай основательно, Мария! От этого твоя судьба зависит и судьба твоего парня.
– Какого парня? – опешила она.
– Сына, в смысле.
– А… А как это? При чем тут он? – Она перепугалась так, что лицо у нее посерело, а плечи налились такой тяжестью, будто по пудовой гире в каждой руке повисло.
– Да я не в том смысле, дурочка. – Орлов цокнул языком, ну не мог он с бабьим племенем как надо общаться, не хватало ему природной деликатности, хоть убей. – А в том, что, как только расследование закончится и с тебя снимут все подозрения, я постараюсь помочь тебе собрать документы и ходатайства там всякие, чтобы ты его вернуть смогла.
– Да вы что!!! Правда?! Не врете?! И Гаврюшку мне вернут?!
– Я же сказал, что постараюсь, Мария, – чуть осадил он расчувствовавшуюся женщину. – А все дальнейшее будет зависеть только от тебя, поняла?
– Да, да!
– Так вспоминай давай, кому рассказывала, кто мог вас подслушать, кроме любовника Марго, ну?
– Так тут и вспоминать нечего.
Маша глубоко вдохнула воздух, который будто провалился куда-то после обещания бравого офицера. Ну нечем дышать, хоть ложись и умирай! И в голове такой гул поднялся, и в сердце горячо-горячо, словно плавится там что-то.
– Давай, давай, – поторопил ее Орлов, которому не терпелось услышать подтверждение своих догадок.
– Слышать нас никто не мог. Разговор возле моей двери происходил, как раз напротив входной, – сдавленным голосом начала она рассказывать, боясь разреветься от неожиданного счастья, забрезжившего где-то там вдалеке. – Кто на работе был, у кого комната далеко, не слышно оттуда. В кухне никого не было, чтобы подслушать. Туалет тоже пустовал.
– Значит, подслушать вас никто не мог?
– Нет.
– А ты кому-то рассказывала, да?
– Рассказывала. Соне Миндалиной, соседке. Ей рассказывала.
– Эта та полная еврейка, с которой я беседовал?
– Да, она.
– Расскажи мне о ней, кто такая, с кем живет, с кем дружит? В каких отношениях с Марго состояла?
– Соня? – Маша пожала плечами, не понимая, куда клонит офицер. – Она одинокая. С Марго она в нормальных отношениях была, не собачилась, одним словом. Ни с кем не дружит, ни к кому в гости не ходит.
– А к ней?
– А к ней только Сашка.
– Сын?
– Да нет. Сосед бывший. Он ее квартиры лишил, Соня бомжевала долго. Он ее потом нашел, каялся. Говорит, что бог его наказал за все. Жены лишился, здоровья нет. И сюда он ее поселил. За комнату будто тоже он платит.
– А ее квартиру вернуть ей не пытался, нет? – ухмыльнулся недобро Орлов.
Ишь, доброхот какой Саша этот! Грехи, стало быть, замаливает, комнатку женщине в коммуналке снимая. А то, что живет в ее квартире, словно так и надо. Давил бы таких Орлов без суда и следствия.