Завтра не наступит никогда - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 19

Это рыжеволосое чудовище, которому не нашлось места в ее секретном классификаторе, взяло и позвонило.

– Спишь, красавица? – поинтересовалась она, забыв извиниться за поздний звонок.

– Собираюсь, а в чем дело, Маргарита?

Эмма захлопнула книгу, положила ее на тумбочку, выключила бра и прикрыла глаза. Она совершенно искренне надеялась, что Марго в пьяном кураже и звонит ей из какого-нибудь ресторана. Звонит для того, чтобы предупредить о завтрашнем своем опоздании. Такое случалось, к этому привыкли.

– Ты погоди спать, Эммочка, разговор есть.

– Говори, повременю.

– А ты не заносись, красавица, не заносись, – попросила Марго таким противным голосом, что Эмма сразу поняла – Марго трезва и разговор будет долгим и неприятным.

Но почему в такое время?! Нельзя было отложить до утра?

– А мне, может, не терпится тебя обрадовать, – хмыкнула рыжая. – Чтобы с утра ты была во всеоружии или…

– Или что? Говори, Марго, или я отключаюсь, – поторопила ее Эмма вежливо, хотя начала уже заводиться.

Ее до сих пор колотило при мысли о том, что Сергей пришел работать к ним в фирму. И обустроился, между прочим, в кабинете по соседству с ее приемной. И произошло это не без помощи Марго.

Она позволила себе сильно гневаться, когда узнала об этом. И позволила себе резкость в отношении Шлюпиковой. Сергею досталось отдельно. С ним она не особо церемонилась в выражениях. Он, как всегда, молча выслушал, покивал и даже не посмел ей возразить поначалу.

– Как ты был мебелью, так мебелью и остался! – закричала она напоследок, впервые обнародовав то, что тщательно ото всех скрывала.

Человек – мебель! Так она окрестила Сергея, пожив с ним какое-то время. Он был совершенно безобиден, незлобив, необременителен. И он добросовестно служил ее комфорту все то время, пока был рядом. Никогда не спорил с ней, не запивал, не изменял ей. Ей иногда казалось, что она находит его дома в том же месте, где оставила перед уходом.

Он мог быть неплохим дополнением к ее интерьеру, был атлетически сложен, красив, неплохо воспитан, превосходно готовил, терпел ее капризы, но…

Но лишней мебели ей в доме было не надо. Она все время натыкалась на него взглядом, коленками, боком, спиной. Поначалу это веселило, потом стало раздражать. Эмма начала к нему придираться по мелочам, он терпел. Потом пыталась закатывать ему истерики, он все равно терпел. А затем ей вдруг стало казаться, что ему совершенно плевать и на гнев ее, и на слезы, он не видит, не слышит и не воспринимает ничего этого, потому что он… мебель.

– Почему? – спросил ее Сергей, когда она сболтнула ему про мебель в неосторожном своем запале. – Почему ты считаешь меня мебелью, Эмма?

– Потому! – закричала она, даже не боясь, что их услышат в коридоре. Сильно она тогда гневалась, очень сильно.

– Почему потому? – проявил настойчивость Сергей, впервые, наверное, проявил, незнакомо это было для нее. – Ты считаешь меня мебелью потому, что я терпел все твои художества?

– Художества?! – ахнула она тогда потрясенно, совершенно справедливо считая себя человеком, не способным на это. – Что ты называешь художествами, интересно?!

– Ну… – Сергей не опускал взгляда, как часто делал, живя с ней бок о бок. – Твое показное равнодушие, к примеру. Когда ты меня откровенно игнорировала, могла не замечать, даже находясь со мной совсем рядом. Презрение твое тоже можно отнести к художествам.

– Ну и?! Дальше-то что?

Она совершенно запуталась в его словах, потому что они явились для нее полной неожиданностью.

Это что же, она может так поступать с людьми? Она?! Воспитанная, благонадежная, порядочная, искренняя, до кончиков пальцев леди, и может так безобразно относиться к людям, которые ей служат?! А он ведь ей служил, потому что она считала его… мебелью.

– А ничего, – он пожал плечами, по-прежнему не отводя от нее взгляда, Марго его, что ли, научила такой самонадеянности. – Ты считала меня мебелью, потому что я терпел все то, что ты вытворяла. Думала, что я ограничен, недалек, приземлен, а тебе не приходило в голову, что я такой совершенно по другой причине?

– По какой же?

Она все еще не могла прийти в себя от его разговорчивости. Он не вел себя так раньше. Никогда не вел.

– Тебе не приходило в голову, что я просто любил тебя. Сильно любил. Знаешь, есть такое чувство, как любовь. И оно может приносить массу страданий.

– И именно по этой причине ты здесь?! – взорвалась она снова, когда начала понемногу осмысливать его монолог.

– По какой?

– Ты здесь, чтобы страдать?

– Да нет. Страдать как-то не хочется. – Он постарался примирительно улыбнуться, но получилась почти болезненная гримаса. – Хочется тебя просто видеть.

Она не ушла, а убежала из его кабинета. И потом всякий раз, как натыкалась на него случайно в коридоре или в буфете, все время мучилась совестью.

Бессловесный влюбленный? Страдалец? Жертва?

Как она могла не рассмотреть? Почему обидела? А ведь еще несколько дней назад она о нем не вспоминала. Так, изредка, может быть. И еще когда мать о нем ей напоминала. Зачем, зачем ей эти нелепые мучения? Зачем было нужно ему это трудоустройство? Ведь ничего же не изменится.

И тут же Эмма понимала, что во всем этом виновата Марго. Мерзкая, наглая, чудовищно непорядочная женщина, решившая заделаться сторонним наблюдателем их истории.

Теперь вот тоже звонит непонятно с какой стати, говорит непонятным голосом непонятные вещи, и это когда на часах почти полночь!

– Маргарита, ты будешь говорить со мной, нет? Ты вообще где сейчас, дома или…

– Я дома, милая, дома. Я не в кабаке и не пьяная, если ты на это намекаешь, – ухмыльнулась звучно Марго.

– Я ни на что не намекаю, я…

– А вот я намекну, милая, – перебила ее Шлюпикова с неожиданным напором. – Я не только намекну, но и предупредить хочу.

– О чем?

Внезапно внутри как-то все противно и мелко задрожало. Эмма даже приподнялась на подушках и свет снова включила.

– Помнишь самую страшную историю в нашей фирме, милочка? – вкрадчиво поинтересовалась Маргарита. – Не думаю, что ты ее забыла. Об этом помнят до сих пор все.

– Помню, и что?

Эмма не хотела, да поежилась, припоминая историю, которую тщательно старалась позабыть. Те несколько недель были самыми отвратительными и самыми длинными и в ее жизни тоже. Все будто замерло, затормозилось тогда. По коридорам бродили не люди, тени, без конца подозрительно оглядывающиеся. Каждый новый человек казался непременно прокурором, явившимся по твою душу. Неизвестно, когда и чем бы это закончилось, не прекрати это Марков в одночасье.