Окно в Париж для двоих - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 30

— А она думает, что он их украл? Именно так думает?

— Ну, думает или нет, не знаю. Но говорит именно об этом. А тут вот еще что… Короче, в домах по соседству с этой Коноваловой вдруг участились квартирные кражи. Обворовывают потихоньку пенсионеров. Причем все указывает на то, что ворует кто-то свой. Тот, кто хорошо знает распорядок дня пожилых людей. Кто-то из них посещает шахматный клуб. Кто-то в определенное время ходит по магазинам, кто-то за пенсией, кто-то за внуками в ясли. Просекаешь, куда я клоню?

Нет, наверное! Гарик едва не фыркнул, но забитый едой рот помешал.

Ясно, что под подозрение по ходу дела попадает эта самая Коновалова. И репутацию себе снискала, судя по заявлению Муратова, не очень лестную. И все время попадает в поле зрения перед тем, как случиться чему-то нехорошему, убийству Пыхиной, к примеру.

— Нет, Вано! Нет! Не может женщина хладнокровно перерезать горло! Ну, ударит ножом в сердце там, в спину, к примеру, но чтобы ножичком по сонной артерии… Как-то не верится.

— А что, если это ее братец втихаря орудует! — с болезненным отчаянием воскликнул Мазурин. — Они на пару с сестрицей состряпали не такую уж хитроумную комбинацию и…

— Ты же сам не веришь в это, Вано, — ухмыльнулся сытый и повеселевший Гарик Прокофьев. — Глупо же, согласись.

— Глупо, — не стал тот спорить и глянул на друга умоляюще: — Поможешь, а, Прокопий?!

Гарик даже спрашивать не стал: как именно он может помочь? Он все и так понял без лишних слов.

Он должен был провести свое собственное, независимое от устава и протокольной обязательности расследование. Должен был, не мешая бывшим коллегам и не вмешиваясь в их дела советами и горячностью своей, проверять, отслеживать, а если понадобится, то и проникнуть куда-нибудь без соответствующего на то разрешения. Без ордера то бишь.

— Помогу, — кивнул Гарик и едва не прослезился.

Доверяет ведь, а! Доверяет, черт, невзирая ни на что! Ни на кулаки, с которыми они друг на друга бросились тогда. Ни на ложные обвинения во взяточничестве и непорядочности.

— Только уговор. — Иван глянул с проникновенной строгостью. — Ни грамма спиртного. Спалишься спьяну, выручать не стану, так и знай.

Прокофьев лишь кивнул, сочтя, что стучать себя кулаком в грудь лишнее. Мазурин и так знает, без лишних слов и заверений, что в работе он — Гарик Прокофьев — зверь и что никогда не станет пить горькую, идя по следу.

— С кого начинать? — уточнил деловито.

— С нее и начни. С этой миловидной, с глазами ангела Дарьи Коноваловой.

— А когда надо начать?

— Еще вчера! — фыркнул Мазурин и тут же засобирался, застучав себя по карманам растопыренными ладонями. — Пора мне, Прокопий. Черт! И сигареты, как на грех, закончились. Вот возьми. — И он протянул ему старенький мобильник размером с большую картофелину. — Не абы что, но все же. Денег на нем предостаточно. Будь на связи. Во дворе слева, за траншеей, твоя «бэха». Ребята подшаманили, побегает еще. Бак полон. В бардачке деньги на первое время. Все, Прокопий, пора мне. Ты уж не подведи, идет? Пока…

Не подведи! Разве же он смог бы теперь, после всего?! Ну, Ванька, ну Мазурин! Вот это друг! Вот это человек! Не зря Маринка прожила с ним все эти годы. С гадким человеком разве бы стала жить такая великолепная женщина, как она? Нет, конечно. Давно бы наговорила кучу гадких слов и ушла, хлопнув дверью, как та, не сумевшая стать ему родной, женщина. Может, он тоже не подарок, но и не гад последний, это точно. Иначе Ванька ему руки никогда бы не подал.

Это точно!..

Тянуть с болезнью больше было нельзя, и Даша написала заявление на отпуск. Начальство поупрямилось, поморщило лоб, но потом все же подписало. Хотя с подозрительностью поинтересовалось, чего это в такую неурочную пору отпуск ей понадобился.

Улыбнулась в ответ, сострила что-то про проблемы в личной жизни и ушла отгуливать свои положенные пять недель. Кто знает, сумеет ли она их отгулять… на свободе. Тучи над головой сгущались, как Даша ни старалась настроить себя на позитивную волну. Мало того что Валентину — соседку Лили — нашли убитой, так измучили ее вопросами об их встрече. Вопросами, полными обвиняющих намеков, страшных подтекстов. К тому же мерзавец Муратов написал какое-то гнусное заявление на нее, обвиняя бог знает в чем.

Один Королев…

Вот уж не думала не гадала, что найдет утешение в его тошнотворной стабильности и непогрешимости.

Володя перестал целовать ее при встрече, гладить и прижимать к своей крепкой груди. Он просто был рядом, и все. Чинил подтекающие краны. Приносил ей продукты, даже когда она и не просила об этом. Гулял с ней. И даже вызвался проводить до отделения милиции, куда ее вызвали по повестке.

Даша отказалась. Вдруг стало стыдно, непонятно с чего. И она пошла туда одна, хотя душа и замирала. Вдруг что-то сообщат про Лешку?! Вдруг его нашли или поймали?! То, что ее там ждало, превзошло самые страшные ожидания. Ее обвиняли! Обвиняли в чем-то ужасном. В чем-то неопределенном и оттого кажущемся еще более ужасным…

— Даша, — Королев позвал ее из кухни, где последние полчаса готовил ей свое фирменное овощное рагу. Он вызвался даже готовить ей, да. — Иди сюда, все готово.

Она скинула ноги с дивана, куда забралась прямо в тапках, и пошла на зов. Проходя мимо зеркала в прихожей, остановилась и поправила волосы, внимательно себя рассматривая.

Она похорошела, невзирая на боль, что точила ее изнутри огромным алчным червем. Следы перенесенной болезни растворились в ежедневной заботе Королева. Волосы она убирала по его просьбе в высокий хвост на макушке. Ему так нравилось, а не когда они были рассыпаны по плечам. Никакого макияжа.

— Ты и без того прекрасна, — сумел он убедить ее и в этом.

Она не спорила и не красилась совсем. Не из желания нравиться ему, а из нежелания нравиться хоть кому-нибудь.

Муратов Костя звонил ей дважды после того, как она побывала у него в доме, и уже после того, как он был в милиции и оставил там свое гадкое обвинение. Даша с ним говорить не стала. Первый раз потому, что возле телефона крутился Королев. Второй раз потому, что…

Потому что Муратов совершенно неожиданно предложил ей прогуляться и поговорить и говорил об этом совершенно будничным голосом. Если бы она очень напряглась, то сумела бы расслышать и явную симпатию, и толику вины в его неожиданном предложении. Она не напрягалась, положила трубку, не ответив, и все.

Говорить и гулять с ним не хотелось. Что он мог нового сообщить? В чем-то снова обвинить? Или у него появилось не занятое никем время? А она вот вдруг возьмет и снова во что-то поверит. И снова заметит, как изумительны его глаза, как ласкова и маняща улыбка.

Нет, решила она, ничего ему не ответив. Все кончено. Между ними нет и ничего уже быть не может, раз началось все так неправильно.