Она не сказала Марго ни слова о своей находке, не захотела расстраивать и без того удрученную неудачами с поиском работы подругу.
* * *
…Он сидит за пианино, и звуки музыки окружают его, окутывают невидимым коконом, делая еще притягательнее. Его глаза полуприкрыты, пальцы взлетают и опускаются на клавиши, заставляя инструмент отдавать мелодию, рассеивать ее вокруг. Мэри не помнила ничего прекраснее этого — тех вечеров, что они провели вдвоем, в отсутствии Марго. Алекс играл на пианино, а Мэри сидела в кресле наискосок и уплывала. Как, почему она отказалась от этого? Зачем? Ради Марго? Но ведь Марго не с ним… И он — не с ней. Мэри понимала, что убила свою любовь совершенно напрасно.
Она садилась в постели среди ночи и вытирала мокрые от слез глаза: «Что мы наделали, зачем? Он был прав — я поняла, насколько он нужен мне. Но нужен не для того, о чем говорил, совсем не для того. Скорее бы утро! Хотя — чего тянуть?»
— Ты звонишь мне среди ночи, Мэ-ри… — голос чуть глуховат спросонья, но недовольства не слышно. — Что это значит?
— Алекс…
Молчание. Долгое молчание, такое долгое, что у Мэри начинает болеть сердце. Щелчок зажигалки, снова пауза.
— Говори.
— Ты случайно не в Москве?
— Длинное предисловие, Мэ-ри. Давай к сути.
— Алекс… мне нужно, чтобы ты приехал. Мне нужно увидеться с тобой, это важно.
Короткий смешок, молчание, и потом:
— Ты наконец-то образумилась, Мэ-ри?
— Что? — Она растерялась, не ожидала такого вопроса, ведь не об этом совсем. — А… нет, мне нужно поговорить с тобой о другом.
— Понятно. Хорошо. Завтра в восемь вечера.
— Погоди! Я не хочу… — Мэри запнулась, не зная, как сказать ему, что не хочет делать Марго свидетельницей разговора.
— Понял. Буду ждать тебя в кафе на углу.
Отключив мобильник, Мэри вдруг почувствовала страшную усталость, как будто проделала утомительную работу. Руки тряслись, мышцы спины ныли, как после тяжелой тренировки — надо же, она еще помнила это ощущение… Ей вдруг пришло в голову, что ведь теперь, когда пора отказываться от костыля, можно попробовать потихоньку танцевать. А что — найти клуб поближе к дому, благо с этим в Москве проблем нет, и брать индивидуальные занятия. Да, так и следует сделать. Но, увы, пока на это просто нет денег…
* * *
Самым тяжелым оказалось соврать подруге. Мэри не хотела говорить ей о своей находке и о визите Алекса. Пришлось сочинить какую-то чушь. К счастью, Марго неважно себя чувствовала, лежала в спальне и не вставала даже поесть. Пообещав зайти в аптеку и вернуться не поздно, Мэри, чуть прихрамывая, побрела к назначенному Алексом месту встречи.
Алекс ждал ее за столиком в самом углу. Заметив девушку, он встал, с какой-то непонятной и неуместной ухмылкой помог снять пальто и отодвинул стул:
— Присаживайтесь, мадам. Коньяк?
Мэри подняла на него глаза, и Алекс, наткнувшись на ее взгляд, как на иголку, сразу сменил шутовской тон на серьезный:
— Прости. Что-то случилось?
— Случилось. Мне нужна твоя помощь.
— Передвинуть мебель? — снова сорвался на шуточки Алекс, но тут же извинился: — Прости, не могу удержаться. У тебя такое серьезное лицо, Мэ-ри, как будто ты увидела свое изображение и не смогла определить, ты ли это.
«Ну, вот как, как он может?! Откуда знает? Ведь нельзя ляпнуть просто так — и попасть точно в центр мишени!»
— Это не смешно, Алекс.
— Да какой тут смех. Чего ты хочешь?
— Я еще не рассказала…
— Ох, Мэ-ри, какой ты тяжелый человек, — притворно простонал Алекс, прикрыв ладонью глаза. — Как думаешь — я не подготовился? Ты ведь можешь просить о помощи только в случае, когда сама не справишься. А единственный человек, с которым ты не в состоянии справиться, это твой муж.
— А ты? — вдруг спросила Мэри, закурив, и вопросом сбила его с насмешливого тона, который так бесил ее.
— Что — я?
— Разве с тобой я смогла справиться, Алекс? Ты сам говорил — это мне только кажется.
Он вдруг потянулся через столик, перехватил руку Мэри с сигаретой, затянулся и тихо проговорил, глядя девушке в лицо:
— Наша игра еще не кончилась. Поверь — выиграть тебе не удастся. И твой проигрыш будет самым счастливым днем в твоей жизни.
— А в твоей? — Она изо всех сил старалась не попасть под его обычный гипноз, не дать управлять собой, и ей удавалось — Алекс занервничал.
— Не задавай вопросов, на которые сама знаешь ответы, Мэ-ри.
— Какой смысл спрашивать то, о чем знаешь?
— Хватит! — отрезал он, откидываясь на спинку стула. — Так что — ты хочешь от меня… чего?
Она и сама не знала, чего конкретно хочет. Чтобы он убил Костю? Нет. Если Кавалерьянцу суждено умереть, то Мэри хотела, как минимум, видеть это. Но лучше, чтобы он жил — жил как можно дольше, чтобы переплюнул всех долгожителей — а она превратила бы его долгую жизнь в ад. За все, что он сделал с нею, с ее близкими.
Алекс чувствовал ее метания, ждал, пока девушка сама, без подсказки, выразит то, чего хочет, однако Мэри молчала. Алекс начал терять терпение — чего она хотела, зачем вызвала его в Москву? Неужели же только для того, чтобы вот так сидеть в кафе и смотреть на него?
— Я не знаю, Алекс… Я уже вообще не понимаю, зачем позвонила тебе. Прости, — наконец пробормотала Мэри, глядя в почти пустую кофейную чашку.
Он удивленно посмотрел на нее, покачал головой. Маленькая кофейная ложечка мелькала в его пальцах — он крутил ее машинально, не обращая внимания на то, что делает. Мэри невольно засмотрелась на его руки — всегда так делала, они притягивали ее словно магнит, невозможно было оторваться.
— В общем, так. Я вижу, ты не определилась. Дальше думай сама.
Алекс встал, демонстративно снял с вешалки ее пальто и раскинул его, давая понять, что они уходят. Мэри сунула руки в рукава, сбросила в сумку со стола сигареты и зажигалку, накинула капюшон и пошла к выходу, не оглядываясь. Спиной чувствовала пристальный взгляд Алекса, шедшего следом, но не оборачивалась. Сейчас они выйдут — и все, расстанутся, и никто не знает, когда увидятся снова. Мэри чувствовала усталость и боль — и все равно четко знала, что сейчас снова скажет ему «нет, Алекс» в ответ на любое предложение.
Предлагать он не стал. То ли почувствовал ее настроение и решил не слышать очередного отказа, то ли перегорел уже — даже сам не понял. Так или иначе, проводил девушку до подъезда, развернул лицом к себе, смахнул с челки налипшие снежинки и улыбнулся грустно и совсем нехарактерно-мягко:
— Иди домой, Мэ-ри, холодно.
Она инстинктивно подняла руку в перчатке и поправила его неизменный черно-белый шарф: