Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - читать онлайн книгу. Автор: Светозар Чернов cтр.№ 88

Чей-то зонтик, зацепив Артемия Ивановича за ногу, прервал его стремительный бег вверх по лестнице и он упал, покатившись вниз по ступенькам. Словно снежный ком, он оброс сбиваемыми с ног женщинами и докатился до самого синьора Боцци, оставшись совершенно невредимым в отличие от своих преследовательниц. Он выбрался из груды визжащих и матерящихся тел, ударил головой синьора Боцци в живот и выскочил на набережную. Его растрепанный вид, оторванный у пиджака рукав и яркий венецианский фонарь под глазом распугал публику, которая мгновенно освободила ему путь.

Артемий Иванович успел добежать до горбатого мостика перед Дворцом дожей, прежде чем из отеля с воем, словно рой разъяренных лесных пчел из разворошенного медведем гнезда, вылетела орава путан и кинулась в погоню. Оказавшись в роли Орфея, преследуемого неистовыми вакханками, Владимиров, словно лань, полетел по набережной к Пьяцетте. Из вынесенных из гимназических коридоров знаний он смутно припоминал, что оторванная голова Орфея по какой-то реке доплыла до острова Лесбос и там вещала всякие пророчества местным жителям, лесбиянам и лесбиянкам. Размышляя о сих приятных перспективах, он не замедлял ход, будучи уверен, что вонючим венецианским каналам его голова может, конечно, волею судеб вместе с дохлыми крысами и расколотыми гнилыми арбузами выплыть в море, но уж точно не доплывет до Лесбоса.

При его появлении на площади Св. Марка огромная стая жирных голубей поднялась с мостовой, сизой тучей закрыв небо, и тут же попадала обратно, не умея толком летать. Полицейский чиновник истошно закричал и бросился к Артемию Ивановичу наперерез, но он был такой же жирный и не приспособленный к быстрым телодвижениям, как и голуби, так что через несколько шагов вынужден был остановится, чтобы перевести дух.

— Папа! Папа! — раздался на всю площадь звонкий мальчишеский голос. — Это же тот дядя, который поймал белую гулю!

Артемий Иванович встретился взглядом с восхищенными глазами мальчика, сидевшего со своими родителями за одним из столиков, и оглянулся. Он сильно опередил своих преследовательниц, которым тяжело было бежать на высоких каблуках. Остановившись и расправив грудь, Артемий Иванович приветственно махнул мальчику рукой. Он хорошо запомнил его с того злополучного дня, когда в ожидании прихода Фаберовского на площади Святого Марка ловил для мальчика голубей.

— Чего это он, Тит Спиридонович, от женщин бегает? — спросила у мужа мать мальчика. — И господин вроде приличный, Кирюше вот гулю словил…

— Потому что наш, природный русак, — с гордостью ответил Тит Спиридонович. — Говорят, что несколько дней назад он заперся в номере с пятнадцатью магдалинами и демимонденками, и к утру свел их всех с ума. Во как! Знай наших!

Жена проводила взглядом Артемия Ивановича, вновь начавшего свой бег в сторону собора, и только тяжело вздохнула.

— Вот он пятнадцать, а ты… только и можешь картинки срамные покупать! Весь саквояж ими забит. А если Кирюша их увидит?

— Да видел я эти картинки! — презрительно ответил Кирюша. — У нас в гимназии второгодник Поросятьев и не такие приносил. На одной, значит, вот что: стоит баба голая, а он ее…

Отцовская затрещина прервала его монолог. Полицейский чиновник, улыбнувшись, отвратил свой взор от уже не достижимого Владимирова и направился к нарушающему общественный благопорядок семейству русских туристов. А Артемий Иванович пробежал между Кампаниллой и собором и с новыми силами понесся дальше, все больше и больше углубляясь в лабиринт узких и кривых венецианских улочек. Очень скоро он совершенно потерял ориентацию, запутавшись в бесконечной череде мостов через тихие каналы, маленьких площадей с церквями и одинаковых в своей пестроте домов со стрельчатыми окнами. Еще с четверть часа после того, как за его спиной затих стук каблуков последней из державшихся преследовательниц, он зайцем метался то вправо, то влево, не осознавая, что опасность миновала и можно остановится, потом колени у него задрожали и он плюхнулся на ветхую скамейку между игравших на ней полуголых детишек.

Владимиров огляделся и животный ужас, с которым не мог сравниться легкий страх, испытанный им при мысли о том, что его могут разорвать неистовые фурии, пробрал его до самых кишок. Кругом был совершенно незнакомый ему город, никак не походивший на ухоженную Венецию Большого канала, Пьяцетты и набережной Скьявони. Огромные девятиэтажные дома, с грязными, испещренными зелеными пятнами плесени стенами, исполосованные со стороны зловонного канала потеками нечистот, с обвалившейся и обнажавшей язвы крошащегося красного кирпича штукатуркой, окружали его. В домах не было ни одного целого стекла, которое везде заменяла обычная серая бумага. Он находился в самом центре еврейского квартала позади канала Канареджио, в знаменитом венецианском гетто.

— Уж лучше бы я остался с теми пятнадцатью шлюхами, — пробормотал Артемий Иванович и крупная слеза жалости к себе навернулась ему на глаза.

— …юхами …юхами, — вяло ответило ему эхо, отразившись от разрушающейся и выветрившейся кладки высоких домов.

Владимиров прислушался. Слезы быстро высохли и он, набрав полную грудь воздуха, крикнул во все горло:

— Да лучше бы я остался один на один с пятнадцатью шлюхами, чем оказаться в этом жидовском гнезде!

Слово, которое, как ему показалось, было возвращено эхом, оказалось столь неприличным, что он даже покраснел. «Вот ведь, эхо итальянское, а отвечает по-русски, да еще матом!» — подумал он, одобрительно покачав головой.

— Кому не спится… — начал было Артемий Иванович, чтобы еще раз подтвердить свои предположения об особых талантах в части знания русского языка у здешнего эха, когда картавый женский голос сказал у него прямо над ухом с оттенком нескрываемого восхищения:

— Это-таки правда, что говорила мне Цивля за русского мущину, познавшего одной ночью пятнадцать женщин! Что скажет русский мущина за то, чтобы Рухля-Шейна Блидштейн прибрала такое сокровище к своим нежным грудям?

Артемий Иванович затравленно огляделся. Он уже был уверен, что ушел от погони, как вдруг его настигли в таком страшном месте.

— Не подходите! — сказал он, вцепляясь ногтями в гнилые доски скамейки. — У меня нет денег.

— Пятнадцать шикс стоят очень дорого, — согласилась женщина, назвавшая себя Рухлей-Шейной. — Я отдамся русскому мущине бесплатно. Я даже буду кормить русского мущину, если Цивля мне про него не наврала.

Артемий Иванович, который за все три дня, проведенные им в осаде, не имел во рту ни крошки, громко сглотнул слюну.

— Я не ел уже три дня, — робко сказал он.

— Русскому мущине было некогда? Когда у тебя пятнадцать женщин, тут уж не до еды.

— Я брызгал в окно на прохожих и на шлюх, которые поджидали меня внизу.

— Зачем же русский мущина растрачивал свое богатство понапрасну?

— Да у меня богатства-то с гулькин нос! — махнул рукой Артемий Иванович.

Рухля-Шейна молниеносным движением протянула руку к штанам Владимирова и он подскочил как ужаленный, спугнув ребятишек, которые давно уже перестали играть и с интересом следили за ним и тетей Рухлей.