Лыков вспомнил цифры из доклада, который он составлял для Столыпина. С октября 1905-го по сентябрь 1906 года было убито и ранено 3611 государственных чиновников и военных. Счет жертв среди частных лиц тоже шел на тысячи. Больше всего потерь понесло МВД. За год погибло 8 генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников. 21 полицмейстер и исправник пали на посту. Расстреляно и взорвано 79 приставов и их помощников, 125 околоточных, 346 городовых, 57 урядников, 257 стражников, 55 жандармских нижних чинов и 18 агентов охранных отделений.
Многих из них Лыков знал лично. От великого князя Сергея Александровича до Плеве и начальника МСП Войлошникова. Защиты не было никому. В сентябре прошлого года зарезали Леонида Шереметевского. Любимец Путилина, лучший сыщик градоначальства, он еще в 1899 году вышел на пенсию и мирно заведовал метеостанцией в Гаграх. Нет, нашли и убили! А два месяца назад взорвали дачу министра внутренних дел на Аптекарском острове. Взрыв небывалой силы убил на месте 27 человек, еще семеро умерли потом в госпиталях. Были ранены трехлетний сын и двенадцатилетняя дочь Столыпина. Лыков часто думал: хорошо, что моя Варенька не дожила до этого ужаса…
Зимой получил свою пулю и Федор Кундрюцков. Шел домой со службы, и ему подло выстрелили в спину. Когда он вылечился, Лыков посоветовал уходить из наружной полиции. Пять детей и трое внуков умоляли о том же. Сейчас Федор живет в Нефедьевке, командует лесными объездчиками. Пьет молоко и постепенно восстанавливает силы в окружении малышни, которая проводит на Ветлуге все лето… В столицу Кундрюцков возвращаться не хочет.
Так что последний год Алексей Николаевич ходил на службу в форме и со старшими орденами. Помирать, так во всей красе! Если сейчас явиться в штатском, скажут: «экс» в Фонарном переулке сломал даже Лыкова. Поэтому Нина Никитична все утро чинила шинель. Хорошо, что сыщик проснулся рано и потому не опоздал.
Путь в департамент лежал сначала через Невский. Перед Аничковым мостом следовало повернуть направо, и тогда открывался красивый вид на Фонтанку. Сыщик любил эту картину и всегда любовался ею. Изгиб затянутой в гранит реки, Шереметьевский дворец с чудесной решеткой, Михайловский замок и Летний сад вдалеке. В этом саду они в хорошие годы гуляли всем семейством… Коллежский советник при этих воспоминаниях чуть было не разнюнился. Но не успел. Напротив Екатерининского института его грубо окрикнули:
– Эй, царский сатрап!
– Это вы мне? – не поверил своим ушам Лыков.
Два рослых парня с наглыми лицами разглядывали его и ухмылялись. Где только их так раскармливают?
– Тебе, фараон, кому ж еще! – осклабился левый, со щербиной в зубах. Вид у него был особенно вызывательный. Правый, с рябым лицом и длинными русыми волосами, казался умнее. Вот только шевелюра неделю немытая…
– Глянь, Васька, – сказал щербатый. – Кочевряжится! А по петлицам ежели судить, полицейская шкура! Сколько он наших товарищей в темницах сгубил? Ась? Казнить его, и дело с концом.
Алексей Николаевич поглядел по сторонам. У ворот института стоял городовой и старательно отворачивался. Понятно…
– А что у вас за товарищи? – спросил он, пытаясь казаться спокойным. – Если фартовые, то да. Этой мрази я много передавил. Могу и вас заодно. Только попросите.
– Ишь! Еще и угрожает! – взъярился щербатый.
А рябой обиженно пояснил:
– Мы революционные боевики, а не уголовные! Мы боремся за счастье всех трудящихся!
– Ты, может, и идейный… И то убивать никому не позволено. А приятель твой смахивает на каторжную кость.
Тут щербатый окончательно разозлился и полез в карман. Выхватил револьвер, но сыщик ударил его по руке. Оружие выпало.
– Ой, мля…
Васька сунулся за пазуху. Лыков вырвал у него смит-вессон и бросил на землю. Оба боевика выпялились на чиновника. Тот их не просто не боялся, но еще и собирался побить!
– Бежим, Степка! – крикнул рябой, но было уже поздно. Коллежский советник взял нападавших за шеи, пригнул и слегка нажал. Те завизжали и стали сучить ногами. Вид у них сделался жалкий, и вырваться никак не получалось.
– Городовой, ко мне!
Подбежал служивый, козырнул.
– Помоги отвести их в участок. И оружие подбери.
У городового дрогнуло лицо:
– Ваше высокоблагородие! Отпустите вы их Христа ради! Вам же лучше будет.
– Ты что, белены объелся? Как фамилия?
– Фамилия моя Родионов.
– Как ты смеешь забывать свои обязанности?
– Эх… Видать, за вас переживать некому… А у меня четверо деток и жена больная, в больнице Святой Ольги лежит. Так что лучше увольте меня от службы, ваше высокоблагородие. Такое время настало, что… Они же меня потом убьют!
– Обязательно убьем! – пообещал снизу щербатый. Лыков чуть сильнее сжал пальцы, и бандит закричал от боли.
Что же делать? Сыщику стало жаль городового. «Видать, за вас переживать некому…» А тут четверо детей, больная супруга. По лицу служивого было видно, что он не врет.
– Ладно. Возвращайся на пост.
Городовой откозырял и бегом возвратился к воротам Екатерининского института. Коллежский советник за шиворот потащил пленных к Фонтанке. Он решил их искупать – будут знать сатрапа! Щербатый попробовал вырваться, а затем вдруг начал расстегивать пуговицы пальто. Хочет выскочить из него и убежать! Лыков развернул обоих, взял их за грудки, оторвал от земли и понес. Как два чемодана… Васька сжался и помалкивал, а Степка злобно бранился и пытался лягаться. Подойдя к набережной, сыщик стукнул его за это головой о парапет. Тихонько, чтобы не потерял сознание, а то еще утонет…
Поблизости рыбачил мастеровой. В консервной банке плавала одинокая уклейка. Увидев готовящуюся расправу, мужик отодвинулся и стал с интересом наблюдать. От ворот так же пялился городовой Родионов, а к окнам института припали пансионерки. Зрителей получалось многовато, но Алексей Николаевич уже рассердился. Нашли палача, сукины дети! Нагло, средь бела дня, в самом центре… Двое на одного… Нет, надо проучить!
– Не знаешь, тут глубоко? – спросил он у рыбака.
– Прямо под нами аршина два. А дальше глубже. Вы их утопить собираетесь али как?
– Надо бы утопить, да жалко дураков. Поучить хочу.
– А… Тогда прямо вон туды бросайте, ваше высокоблагородие. По пояс будет. Выплывут!
Лыков так и сделал. Раздались два громких всплеска, и затем матерная ругань. Следом полетели револьверы. Октябрь, вода холодная – пусть получат свое, халамидники… Закончив с революционными борцами, сыщик пошел на службу.
Вскоре он уже забыл о происшествии. Опять телеграммы со всей России приносили вести о новых жертвах. В Изюме взорвали урядника вместе со случайным прохожим. В Пермской губернии «лесные братья» Лбова застрелили жандарма. А тут два шпаненка с пугачами… Искупались в ледяной Фонтанке – может, одумаются? Хотя щербатый очень уж нехорош. Законченный негодяй.