— Наверное, я должна немедленно квартиру эту освободить?
— Почему вдруг? Живите пока, никто вас не выгонит, — ответил инор Шварц. — Квартиру опечатывать мы не будем, только обыск в ней проведем.
— Обыск? — испуганно переспросила я. — А что вы думаете там у меня найти?
— Не у вас, у хозяйки квартиры. Она могла хранить там вещи или документы, которые прольют свет на случившееся. В доме инора Гроссера мы ничего не нашли. Сейчас у нас, увы, даже малейшей зацепки нет, а найти того, кто это сделал, нужно непременно как можно быстрее — уж больно нехорошую магию там использовали.
Но Петер говорил совсем о другой причине смерти.
— Но инор Гроссер сказал, что ее зарезали, — вспомнила я.
— Зарезали, да. Но магией там не просто пахнет — смердит. Кстати, а почему вы, с таким, прямо скажем, приличным Даром, пошли работать простой продавщицей? — небрежно спросил он.
Глаза его были столь внимательны, что сразу было понятно, вопрос этот — не праздное любопытство, а вся предыдущая беседа подводилась к нему. Главное — усыпить бдительность и огорошить неожиданностью. Но для меня такие вопросы неожиданными уже не были.
— О том, что он у меня приличный, я узнала, уже работая продавщицей, — ответила я. — В приюте меня не сочли нужным отправить в Академию, хотя и способствовали росту Дара. — В ответ на его вопросительный взгляд я пояснила: — Я там накопители заполняла и приютские, и монастырские.
— Постойте, а что, никаких занятий с вами не проводили?
— Нет.
Он недоверчиво на меня посмотрел, но решил не переспрашивать. Наверняка собирается лично узнать у руководства приюта. Вот пусть ему и отвечают, почему мой вклад в жизнь приюта оказался намного более весомым, чем его — в мою. Мне такие вопросы задавать там бессмысленно. В лучшем случае не ответят, в худшем — попеняют на черную неблагодарность. Но жаловаться на них мне тоже не с руки — кормили, поили, учили, да и из приюта выпустили не просто так, а с направлением на фабрику и с необходимыми вещами. А в Академию, если все будет хорошо, я и сама поступить могу в следующий набор, не так уж долго его ждать.
Инор Шварц опять начал задавать странные вопросы, на мой неискушенный взгляд, никак не связанные с убийством Сабины. Но следователь все же что-то находил, так как на листах бумаги, по которым бегал самопишущий артефакт, постоянно появлялись новые заметки. Иногда я даже заглядывалась на него, на артефакт разумеется, не на следователя. Такие красивые ровные строчки у него выходили, а буквы — просто загляденье. У меня хороший почерк, грех жаловаться, но до такого совершенства ему было далеко.
— А чернила в нем тоже сами вырабатываются? — не удержалась я.
— Нет, — инор Шварц проследил за моим взглядом. — Это самый простой вариант, туда их надо доливать по мере расходования.
Неожиданно мы разговорились об артефактах, облегчающих обычную жизнь. Самое забавное, что самопишущий представитель этой братии продолжал свою работу, тщательно записывая лекцию, которую мне сейчас читали. Инор Шварц опомнился, выругался сквозь зубы, вытащил испорченные листы, посмотрел и протянул мне.
— Возьмите. Мне это точно не нужно, а вам и пригодиться может.
— Спасибо.
Я осторожно взяла лист, удивленно поглядывая на следователя. С чего вдруг такая доброта? Но он ничего объяснять не стал. Поспрашивал меня еще с полчаса и отпустил. По его усталому и разочарованному виду очень было похоже, что от меня ничего нового узнать не удалось.
— Штеффи, детка, тебя куда-то направляют? — обеспокоенно спросил Эдди, когда я вышла из кабинета с бумагами в руках.
Надо же, все же решил меня дождаться, хотя я и была против.
— С чего вы это взяли, инор Хофмайстер?
Он кивнул на стопку листов в моих руках. Я тоже не стала ничего говорить вслух, просто протянула ему то, что дал мне инор Шварц. По мере того как Эдди изучал все это, на лице его проступало все больше и больше удивления.
— С чего это он вдруг к тебе проникся? — подозрительно спросил он. — Между нами, детка, редкая сволочь этот Шварц.
— Инор Хофмайстер, было бы неплохо, если бы вы перестали обсуждать меня перед дверями моего кабинета, — раздалось из переговорного артефакта.
Эдди выругался и, видно, хотел по привычке сплюнуть на пол, но не стал. Действительно, может, здесь кроме подслушивательных артефактов еще и подглядывательные есть? Он ухватил меня за руку и потянул на выход. Сопротивляться я не стала — мне и самой не очень хотелось здесь находиться. Я даже вздохнула с облегчением, очутившись на улице, так на меня давила унылая серость этого отделения Сыска, которая там и осталась. А снаружи было солнце и яркие клумбы. И неприятный тип по соседству…
— Чем вам так не нравится инор Шварц? — спросила я у Эдди.
— Да была там одна историйка. — Он покрутил свободной от меня рукой в воздухе. — Мне отец рассказывал. Давно было, правда.
— Да что было-то?
— Даже не знаю, могу ли я тебе это рассказать, — он с явным сомнением на меня посмотрел, а мне неожиданно стало так интересно, что я даже к нему немного подалась. — Вот разве что пригласишь меня вечером на чай…
Интерес у меня пропал сразу. Ничего такого он не знал, а просто опять пытался подкатить. Но сейчас я себя чувствую совсем не так, как в тот вечер, и в случае чего постоять за себя смогу.
— Сабина уже доприглашалась, — мрачно ответила я.
— А что Сабина? — Эдди сделал удивленный вид. — Не думаю, что ее смерть как-то с чаем связана. Шварц не говорил ни о каких чайных чашках на месте преступления.
— Инор Хофмайстер, ее убили, а вам все шуточки! — взорвалась я. — Имейте уважение к чужой смерти!
— Да какие уж шуточки, — проворчал он. — Только знаешь что, жадная она была, твоя Сабина. Жадность ее наверняка и погубила.
С этим я не могла не согласиться, особенно после того, как узнала, что она собиралась на мне заработать. А с другой стороны, Сабина мне столько собственных вещей отдала, за которые даже медной монетки не попросила. И за квартиру я ей не успела ни разу заплатить, а теперь уже и платить некому. На глаза навернулись слезы.
— Детка, ты чего разнюнилась? Уж она-то по тебе реветь бы не стала.
— Да откуда вы знаете, инор Хофмайстер? — резко сказала я.
— Потому что я очень хорошо знаю таких, как она, — серьезно ответил он, пристально глядя прямо мне в глаза. — Для таких чужая жизнь ничего не стоит. Для них существуют только они и их желания, для которых нужны деньги. Много денег.
— Она любила Петера, — запальчиво сказала я. — Вы же не будете утверждать, инор Хофмайстер, что в ее отношении к мужу был только голый расчет?
— Скорее всего, был, — задумчиво ответил Эдди. — Мы просто о нем не знаем. Не верю я в чистую любовь со стороны Сабины, и все тут. Ни разу она в таком замечена не была.