Люди с солнечными поводьями - читать онлайн книгу. Автор: Ариадна Борисова cтр.№ 24

Сандал укоризненно цокнул языком. Совсем потерял страх багалык! Нельзя так открыто заявлять посторонним, к какому роду принадлежишь. Все, у чего есть душа, имеет собственное имя. Только свое, ничье больше. В нем спрятана глубинная суть. Имя рода, имя человека – слова с чарами. Негоже сообщать их всем и каждому, раскрывать причастность к тому или иному зверю-птице – своему родовому господину. Вредные духи могут услышать. Начнут кликать, заблудят, с ума сведут, похитят злосчастную душу!

Раньше даже названий местностей не произносили. Выискивали для их упоминания обходные слова. Назовешь озеро громко – обидится водяной дух, рыбы не даст. Поэтому реки и озера звали бабушками, горы – хозяевами. Охотник и посейчас собирается за добычей молча, разговаривая шепотом с одним лишь огнем-посредником.

Но о многом нынешние люди не боятся говорить без утайки. Бывает, тяжелые, схожие с бесовскими слова камнями вылетают из уст злоречивого человека. Глупые бабы рассказывают сказки о чертях невинным детям. Того и гляди вслух затвердят ни под каким видом не произносимое, несущее беды имя правителя Нижнего мира. Знали бы подлинное Имя Белого Творца… Чего хорошего, Его бы стали повторять всуе!

Горячая волна гнева прилила к сердцу Сандала. Разозлясь, строгающий лучину жрец чуть не порезал палец. Присел перед разгоревшимся камельком, пробормотал краткую молитву духу – хозяину огня. Пламя ответило – качнулось в глиняных стенках жерла…

Незачем сердиться на неразумных. Если случится, что кто-то неосторожно выскажет возвышенное Имя Творца на языке саха, вряд ли это повредит Богу богов. Имен у Него по всему свету великое множество, но Истинное ведомо лишь озаренным. А у жрецов Его и пыткой не вырвать из сердца.

Сандал вздохнул. Ну, хоть Большую Реку-бабушку, самую многоводную, многоветвистую реку Орто люди пока не величают по имени, хотя оно всем известно. И то ладно.

Он все-таки сделал насечку на пластинке. И только отложил, как во дворе будто множество разъярившихся людей и зверей начали драться, заорали-завыли на разные голоса. Вдалеке что-то грохнуло, отдавшись в земле гулкой, протяжной дрожью. Должно быть, изрядный камень обрушился на берег с верхушки одной из приречных скал.

В дверь всунулся Отосут, известил торопливо:

– Буря с грозою!

Сандал вначале не поверил. Какая еще гроза осенью? Выбежал во двор, и тут же тень грозовой тучи накрыла горы мрачными сумерками. Два ветра, северный и восточный, затеяли жестокое побоище. Их вопли по всем ущельям полоскало взбудораженное эхо. Вынув оконную раму, пока не разбилась слюда, Сандал заткнул окно шкурой с лежанки.

Деревья с треском гнуло туда-сюда, словно какой-то невидимый великан таскал их за космы. Струя лютого шквала вынесла из леса встрепанную кукшу и, с размаху швырнув о камень, размозжила голову птице. Жрецы кинулись ловить сорванные с изгороди, летящие по воздуху туеса, но скоро бросили спасение посуды, забежали в юрту Сандала – самим надо было спасаться.

Разразилось настоящее светопреставление! Горы дрогнули от неслыханного, закладывающего уши грома. В порывах сквозного вихря надежная юрта затряслась и затрещала. И тут же зашатались крепи Вселенной, накренились столбы-опоры миров! Небо разверзлось, хлынув на землю.

– Ох что в долине делается! – запричитал добросердечный Отосут. Он всегда чрезмерно тревожился о людях.

Град замолотил. Сандал испугался, как бы не проломило хорошо утрамбованную крышу юрты. Сидели, бессильные что-либо предпринять. В глазах стояло страшное видение: черная буря металась между утесами, грызла-рвала деревья, ревела обезумевшим зверем. В месиво превращала клочья кустов, обломки сучьев, исковерканных птах, щепки, песок, хвою и листья, точно вздумала закутаться в толстую шкуру тайги…

Но не прошло четвертой части времени варки мяса, как грохот пошел на убыль. Ветра угомонились, разнятые, может, вмешательством свыше. Избитый лес застыл – словно воины окаменели на поле боя. Распались, усеяли землю изжеванные и выплюнутые бурей огрызки. На горы свалилась тишина, внезапная, как буря, и такая же зловещая. А потом резко посветлело. Вспугнутое ветрами солнце решилось выступить из-за сопок и отправилось по освобожденному от туч пути к западу. Все перемены свершались сегодня быстрее, чем бывает обычно. Жрецы еще немного повременили, пока мокрый снег за окном не начал оттаивать. Приладив раму к окну, травник вопросительно взглянул на Сандала:

– Пойти, что ли, помочь нашим?

Наверное, товарищи в долине с ног сбились. Ждали их. Народ нуждался в помощи молитв и просто в рабочих руках до наступления ночи. Кто знает, что наделала буря. Могла навредить людям и животным, взять себе кровавую жертву.

– Иди, – взмахнул слабой рукой Сандал. – Я останусь. Помолюсь за вас.

Отосут удивился бы и не поверил, что главный жрец иногда не в силах справиться с дурным настроением и таким малым недомоганием, как головная боль.

Спина Отосута в окне исчезла за плитняковой стеной расщелины. Книзу спускалась каменистая тропа. У обреза ее скопились не заметенные снегом трупики белокрылых клестов и синиц. Сандал со стоном повалился на лежанку.

Все кругом куда-то уплывало и двоилось, будто не только он сам, но и мир вместе с ним потерял устойчивость. Неужели нечто чудовищно тяжкое, чего не в силах вынести земля, выбралось из Джайан? Как иначе объяснить этот изломанный день, измолоченный лес, грозу в Месяц опадания листвы? Будто чье-то предупреждение… Чье?

Отчаянно захотелось очиститься. Взойти на Каменный Палец, снова попробовать вызвать божественный знак. Пока солнце в зените… Жрец приневолился встать, вскипятил ледовую воду. Пошарил на полке с горшочками непортящихся снадобий: муравьиная кислота, яд гадюки, порошок из жука-плавунца, сушеный медвежий язык… Все не то, не то… Ох, вот он, горшочек с Каменной смолой, в самом углу. Сандал бережно отделил от желтоватого комочка частицу чуть меньше мушки. Распустил ее в деревянной чаше, окуренной можжевельником.

К зиме смола вытекает из щелей плитняка, застывая густой накипью. Да не везде, попробуй еще найди. Жрец почитал это вещество лучшим средством от многих недомоганий, особенно от угнетения мыслей и сердца. Правда, вкус нехороший. Вроде зазеленевшую медь во рту подержал, и вяжет сильно… Ну, на то и лекарство, не лакомство же… Выпил полную чашу. Оделся потеплее на всякий случай. Бури уже не будет, но может вернуться снег.

* * *

Дверь отворилась со скрипом, словно отсюда не выходили недавно. Сбоку ее придавливал холмик нанесенного града. Сандал с изумлением прихватил в ладонь неправдоподобную градину. Размером она была с птичье яйцо, увесистая и каменно твердая на ощупь. Так вот что поколотило птах и не успевших спрятаться в дупла и норы зверушек! Впрочем, град оказался не всюду такой крупный. Лишь у тропы обнаружились еще два шершавых бугорка, похожих на горки крысиных черепов.

На утес жрец взбирался, отдыхая через каждые пять ступеней. Сердце трепыхалось в глотке, в голове творились хаос и страх. Последнюю ступень одолел ползком, перегнувшись над выступом пополам. Впервые за многие весны почти ежедневного восхождения едва не сорвался с лестницы. Лежа на краю, взголосил сжатым судорогой горлом: