Как все члены ковена, Эмма получала ежегодное пособие на одежду и развлечения, и это пособие было весьма щедрым, но она экономила, собираясь накопить денег и купить что-то значительное – антикварную вещь, собственную лошадь или еще что-нибудь, чем она не обязана будет делиться с тетками. Теперь она не сможет этого сделать.
Помимо всех ее проблем, оборотень задумал ее разорить!
– Вы не оставили мне возможности спрятать уши, – сказала она, опуская глаза.
Она, как всегда, избегала встречаться с ним взглядом.
Ее слова заставили его снова хмуро посмотреть на ее одежду. Ей хочется спрятать нечто, что он находит привлекательным, – и при этом ее тело и без того открыто взглядам посторонних. Черные штаны едва доходят до бедер и туго обтягивают ягодицы. Красная рубашка, хоть и была с высоким воротом, имела странные асимметричные швы, которые притягивали взгляд к округлостям груди. Когда Эмма двигалась, то и дело мелькал ее плоский живот. Лахлан выбрал эту одежду для того, чтобы ее прикрыть, а не выставлять напоказ! Он купит ей новые вещи при первой же возможности и не пожалеет для этого вампирских денег.
– Мне просто нужен шарф или заколки, чтобы закрепить косы. Иначе люди заметят уши…
– Оставишь волосы распущенными.
– Н-но люди…
– В моем присутствии не посмеют ничего сделать. Лахлан направился к ней – и Эмма сразу отступила на несколько шагов. Она его боялась.
– Мне можно позвонить родным? – спросила Эмма. – Вы ведь мне обещали?
Он нахмурился. Он говорил «связаться с родными», имея в виду письмо. Он видел, как дежурный внизу пользовался телефоном. По телевизору это тоже показывали. Ему в голову не пришло, что она могла бы позвонить в другую страну.
– Только быстро. Нам надо выехать поскорее.
– Зачем? – В ее голосе зазвучала паника. – Вы ведь сказали, что за час до рассвета…
– Тебя это тревожит?
– Конечно!
– Не тревожься. Я буду тебя беречь, – просто сказал Лахлан – и его ужасно раздосадовало то, что это нисколько ее не успокоило. – Можешь звонить.
Он вышел в прихожую номера, прошел к двери, открыл ее, а потом закрыл.
Но он не стал выходить из номера.
Глава 5
– Ты хоть понимаешь, что тебе не жить? – спросила Реджин. – Анника вне себя.
– Я знаю, что она тревожится! – ответила Эмма, сжимая телефонную трубку руками. – Она здесь?
– Нет. Ей пришлось заниматься одним срочным делом. Какого черта ты не пришла к самолету? И не отвечала по мобильнику?
– О мобильнике можешь забыть. Попал под дождь…
– А почему ты не села на самолет? – воскликнула Реджин.
– Я решила остаться. Я приехала сюда по делам, но что задумывала, не сделала.
– А ответить на наши записки нельзя было? Хотя бы на одну из них.
– Анника высылает за тобой спасательную группу, – сообщила Реджин. – Они уже в аэропорту.
– Так позвони им и скажи, чтобы возвращались, потому что меня здесь не будет.
– И ты даже не хочешь спросить, что за опасность тебе угрожает?
Эмма посмотрела на столик у кровати.
– Я и так прекрасно знаю, спасибо.
– Ты заметила вампира? – заволновалась Реджин. – Он к тебе подходил?
– Кого? – воскликнула Эмма.
– А что, по-твоему, я называю опасностью? Вампиры преследуют валькирий по всему миру. Даже здесь! Вампиры в Луизиане, можешь себе такое представить? Но это не все, безумие только нарастает: Айво Безжалостный, правая рука короля вампиров, был на Бурбон-стрит!
– Так близко от дома?
Много лет назад Анника перевезла их ковен в Новый Орлеан, чтобы оказаться как можно дальше от царства вампирской Орды в России.
– Да, и с ним был Лотар. Может, ты о нем не слышала: он старейшина Орды, живет сам по себе, но жутко гадкий. Думаю, они с Айво оказались во Французском квартале не ради его магазинчиков и ресторанов! Анника их выслеживает. Мы не знаем, что им нужно, почему они не просто убивают, но если они узнают, что ты валькирия…
Эмма вспомнила о своих еженощных выходах на улицы Парижа. Не следили ли за ней члены Орды? Смогла бы она хотя бы отличить вампира от человека? Если ее тетки говорили ей время от времени, что оборотни – чудовища, то о том, насколько жестоки и опасны представители Орды, они твердили ежедневно.
Вампиры взяли в плен Фьюри, королеву валькирий. Это случилось больше пятидесяти лет назад, но никто так и не смог ее найти. Ходили слухи, что ее приковали на дне океана.
Они уничтожили всю расу существ, к которой принадлежала Реджин: Реджин была последней из Лучезарных – что сделало ее отношение к Эмме, мягко говоря, противоречивым. Эмма знала, что Реджин ее любит – но она была к ней крайне строга. Хобби ее собственной приемной матери, Анники, было убийство вампиров, потому что, как она частенько говаривала: «Хорошая пиявка – это мертвая пиявка».
И вот теперь вампиры могут узнать про нее, Эмму! Семьдесят лет это было самым большим страхом Анники – с того момента, когда Эмма впервые попробовала на людях пустить в ход свои детские клыки…
– Анника считает, что это признак начала приращения, – заявила Реджин, которая отлично знала, чем именно можно напугать Эмму. – А ты оказалась далеко и не под защитой ковена!
Приращение… Эмма похолодела.
Приращение, приносившее процветание и власть победителям, не было похоже на сражение по типу Армагеддона: самые сильные группы Закона не сходились на нейтральной территории после приглашения на драку. Примерно через десять лет начинались смертоносные конфликты, которые захватывали всех участников с поразительной быстротой. Словно крылья ветряка с заржавевшей втулкой они начинали скрипеть, еле двигаясь, но постепенно раскручивались и стремительно взлетали раз в пятьсот лет.
Некоторые считали, что это действует некая космическая система противовесов и тормозов для все увеличивающейся популяции бессмертных, которая заставляет их убивать друг друга. В итоге побеждала та группа, которая теряла наименьшее число своих членов.
Но валькирии не могли увеличивать свою численность так, как это делали Орда и оборотни, так что в последний раз им удалось доминировать в приращении тысячу лет Назад. С тех пор победу одерживала Орда. Это приращение должно стать для Эммы первым.
Проклятие! Анника обещала Эмме, что разрешит ей в разгар событий не вылезать из-под кровати!
Самодовольным тоном Реджин сказала:
– Думаю, теперь ты попросишь, чтобы тебя привезли домой.
«Не могу лгать, не могу лгать».