Крайскому снова пришлось принимать решение, как в этой ситуации лучше поступить, и он опять решил сделать все от него зависящее, чтобы предотвратить кровопролитие. В результате переговоров часть заложников террористы отпустили, но другую часть им было разрешено увезти с собой в Алжир и Ливию, куда их доставил специально выделенный самолет. Как и в прошлый раз, Крайский снова категорически настаивал, что поступил правильно.
На этом этапе Крайский все еще верил, что нейтральная позиция Австрии и его личный авторитет смогут помочь ему приблизить решение палестинской проблемы. Как и другие лидеры европейского социал-демократического движения, он был идеалистом и тоже считал, что его долг – сделать мир лучше. В рамках этой задачи вожди социал-демократии разделили между собой обязанности следующим образом: Вилли Брандт отвечал за прекращение «холодной войны», премьер-министр Швеции Улоф Пальме возглавлял кампанию по ликвидации режима апартеида в Южной Африке, а Крайский взялся установить мир на Ближнем Востоке. С этой целью он поддерживал контакты в том числе с представителями Организация освобождения Палестины (ООП).
Израильское правительство считало, что такие контакты наносят большой вред борьбе с палестинским террором, но в Израиле у Крайского были и союзники. Например, группа борцов за мир под руководством Ури Авнери одобрительно отнеслась к встречам канцлера с Исамом Сартауи – одним из лидеров Движения за национальное освобождение Палестины (ФАТХ), врачом-кардиологом, террористом, советником Ясира Арафата. Через много лет эти первые попытки вступить в диалог – наряду с другими предпринятыми шагами – привели к взаимному признанию Израиля и ООП.
Крайский устроил Сартауи встречу с журналистами, и один из них, Петер Михаэль Лингенс, попытался, в свою очередь, организовать встречу Сартауи с Визенталем, однако Визенталь отказался, заявив, что «у Сартауи на руках еврейская кровь». Палестинские инициативы Крайского Визенталь категорически осуждал и регулярно информировал израильского посла Дагана о том, что ему было на этот счет известно.
В мае 1977 года в Израиле произошла резкая смена политического руководства: партия «Авода» впервые потеряла власть, а премьер-министром стал Менахем Бегин; и по меньшей мере двух венских евреев это известие сильно взволновало: Визенталь преисполнился гордостью, а Крайский – гневом. Крайский был одним из тех, кто пытался добиться подписания мирного договора между Израилем и Египтом, и, когда переговоры зашли в тупик, заявил голландской газете «Трау», что Бегин разговаривал с египтянами, «как мелкий политический лавочник». Кроме того, он обозвал Бегина «жалким польским адвокатишкой» и заклеймил его, как ранее и Визенталя, самым обидным оскорблением из всех – «ост-юде». По-видимому, его ненависть к Визенталю и Бегину была настолько сильной, что они слились в его воображении в одного человека.
Бегин отреагировал на выпад австрийского канцлера очень быстро. «Все знают, – сказал он, – что Крайский ненавидит даже своих отца и мать».
Когда Крайский писал второй том мемуаров, то, судя по всему, даже последние остатки той маленькой любви к Израилю, которую приписывал ему посол Даган, испарились и в его душе осталась только ненависть. «То, что происходит сегодня в Израиле, – пишет он, имея в виду притеснение палестинцев, – настолько отвратительно и безобразно, что мне трудно сохранять хладнокровие». Однако надежду он не терял. «Карта сионистов, – заявил он, – бита».
Тем временем его конфликт с Визенталем продолжал полыхать ярким пламенем, один суд следовал за другим, и в центре судебного разбирательства находился вопрос о том, был ли Визенталь нацистским агентом.
Глава семнадцатая. «Быть моей женой нелегко»
1. Улики
Первые иски Визенталя против Крайского закончились ничем. Поначалу канцлер пообещал, что откажется от своей парламентской неприкосновенности, но в конце концов так этого и не сделал, заявив, что парламентский мандат принадлежит не ему, а партии, а партия ему сдать мандат не позволяет.
Во главе фракции социал-демократов стоял в то время только что назначенный на этот пост молодой тридцатисемилетний политик Хайнц Фишер, и, поскольку этого назначения он удостоился благодаря Крайскому, ему, естественно, хотелось за это своего босса отблагодарить. С этой целью он решил помочь ему в борьбе с Визенталем, как если бы это была не личная проблема Крайского, а проблема, касавшаяся всей партии в целом. «К этому делу, – писал Фишер, – Крайский относился очень серьезно, и оно его сильно эмоционально заводило». Соответственно Фишер предложил создать парламентскую комиссию, которая, по его замыслу, должна была изучить вопрос «о предполагаемом использовании Центром документации методов мафии и о взаимоотношениях данного Центра с государственной полицией». Такая формулировка была не случайной. Центр документации был организацией частной, и расследовать его деятельность парламентская комиссия формального права не имела, однако право расследовать взаимоотношения Центра с полицией у нее было, и это позволяло ей выяснить заодно, чем занимался Центр.
Угроза эта была весьма серьезной. Никакого парламентского расследования Визенталь, естественно, не хотел (опасаясь, что оно приведет к закрытию Центра) и вынужден был сдаться. Тем более что за некоторое время до этого получил от своего адвоката, Ганса Пернера, письмо, где тот хоть и в деликатных выражениях, но однозначно предупреждал, что, если состоится суд, Крайский может предъявить такие улики, опровергнуть которые трудно, даже если они и не будут соответствовать действительности. Давили на Визенталя с целью побудить его отозвать свой иск и многие другие. Кроме того, несколько человек попытались уладить его конфликт с Крайским путем личного вмешательства. Среди них были, в частности, Вилли Брандт, редактор еженедельника «Профиль» Петер Михаэль Лингенс (почти целый час проговоривший по телефону с Хайнцем Фишером, оказавшимся другом его детства), а также еврейский миллиардер Карл Кахане.
В конце концов с Крайским встретился и побеседовал будущий президент еврейской общины Айвен Хакер, и они совместно сформулировали заявление, которое канцлер обязался сделать в случае, если Визенталь отзовет свой иск. В этом заявлении – написанном Крайским от руки – говорилось, что он никогда Визенталя в сотрудничестве с нацистами не обвинял и считает инцидент исчерпанным. По требованию Визенталя отменено было также решение создать парламентскую комиссию.
Десятью годами позже Фишер выразил по поводу всей этой истории сожаление и написал, что с годами научился вести себя более «зрело».
Когда Крайский сказал журналистам, что в его распоряжении имеются улики, свидетельствующие о том, что Визенталь сотрудничал с нацистами, он не солгал, однако по большей части эти «улики» были чепухой, не имевшей никакой ценности, и их прислали ему уже после того, как он объявил о своих обвинениях публично (после чего, кстати, начал получать письма поддержки как от проживавших в Южной Америке бывших нацистов, так и от неонацистов, и в одночасье сделался кумиром отрицателей Холокоста и антисемитов во всем мире). Тем не менее он вцепился в эти «улики» мертвой хваткой, как если бы нашел какое-то невероятное сокровище. Лютая ненависть к Визенталю ослепила его, заставила забыть о порядочности и лишила способности мыслить здраво. Однако его заявление о том, что Визенталь работал на гестапо, родилось не на пустом месте – Крайский это не придумал. Он нашел данную информацию в одном из архивов, где хранился отчет, присланный послом Австрии в Польше.