Симон Визенталь. Жизнь и легенды - читать онлайн книгу. Автор: Том Сегев cтр.№ 48

В конце концов он задействовал все свои связи, чтобы добиться, по крайней мере, перевода в венское отделение «Джойнта», но тоже безрезультатно. Он считал, что с ним обошлись несправедливо. «Ничего, ничего, мы еще с “Джойнтом” когда-нибудь – хотя, возможно, и при других обстоятельствах – встретимся», – угрожающе писал он одному из своих американских знакомых, тоже не сумевшему предотвратить его увольнения.

Примерно в тот же период в окончательный тупик зашли его – и без того давно натянутые – отношения с «ОРТ», и в сентябре 1960 года его уволили. Директор австрийского филиала «ОРТ» Альберт Гольдман рассказал в письме своему начальнику, помеченном грифом «лично в руки и секретно», о своих нелегких отношениях с Визенталем и написал, что тому свойственны такие черты характера, как «фанатизм и завистливость». По словам Гольдмана, он не увольнял Визенталя только потому, что затруднялся найти ему замену и опасался, что в случае увольнения Визенталь предаст гласности тот факт, что руководство «ОРТ» обманывало правительство США и брало с него больше денег, чем тратило на профессиональную подготовку беженцев на самом деле. Впрочем, по словам Гольдмана, Визенталь и сам раздувал количество учащихся в Линце, чтобы дать работу учителям, которые на самом деле были лишними. «Он, – подытоживал свое письмо Гольдман, – только делал вид, что работает, и вел себя по отношению к нашей организации нечестно». Кроме того, он обвинил Визенталя в «финансовых нарушениях».

Официально, однако, Визенталь был уволен не из-за этого, а по требованию американцев, финансировавших программу профессионального обучения, которой он руководил. В архиве сохранился длинный отчет о проведенной ими в Линце проверке деятельности «ОРТ». Визенталь утверждал, что эта проверка проводилась «гестаповскими методами», включая запугивание, угрозы и тайную запись разговоров на магнитофон, но от увольнения это его не спасло. Рекомендательные письма он получил весьма положительные, но его дальнейшая жизнь в Линце оказалась под вопросом.

Ему было уже пятьдесят два, а его дочери Паулинке – четырнадцать, и начинать жизнь заново было уже поздно. Человек, не привыкший унывать, он придумал было себе подходящую должность – координатора деятельности мемориала «Яд-Вашем» в ФРГ, – и его друзья в мемориале пообещали над этим предложением подумать. Однако дальше размышлений дело не пошло.

Это был тяжелый период в его жизни: никаких перспектив на горизонте не просматривалось. И вдруг 23 мая 1960 года премьер-министр Бен-Гурион объявил, что Адольф Эйхман находится в Израиле. В тот момент Визенталь еще не знал, что поимка Эйхмана изменит всю его жизнь. На следующий день он получил телеграмму из Иерусалима: «Сердечно поздравляем Вас с этим блестящим достижением!» Телеграмма пришла из мемориала «Яд-Вашем». Никогда после этого он не получал поздравления, которое обрадовало бы его сильнее. Он хранил эту телеграмму вместе с самыми дорогими его сердцу личными документами: пожелтевшими фотографиями периода его жизни в Бучаче, списком концлагерей, в которых сидел во время войны, старым израильским иностранным паспортом и одной из записок, присланных ему Элизабет Тейлор.

Примерно через четыре месяца после поимки Эйхмана и приблизительно за полгода до начала суда над ним Визенталь был приглашен в Иерусалим, чтобы рассказать историю своих поисков на пресс-конференции, организованной мемориалом «Яд-Вашем». К тому времени о его участии в этой истории уже знал весь мир; почти в одночасье он стал знаменитым.

Хотя Бен-Гурион и заявил, что Эйхман находится в руках израильской службы безопасности, поначалу Израиль не признавал, что Эйхмана похитили израильские агенты, и утверждал, что его похищение – дело рук евреев-добровольцев, переживших Холокост. Эта версия была придумана, чтобы умиротвороить Аргентину, требовавшую вернуть Эйхмана в Буэнос-Айрес и даже обратившуюся за помощью в Совет безопасности ООН. Но пока Израиль скрывал правду, средства массовой информации сосредоточили свое внимание на Визентале и Фридмане.

Все началось с сообщения агентства Рейтер, что Эйхман пойман благодаря некоему человеку, живущему в Австрии и занимающемуся военными преступниками. Как рассказывает Визенталь, журналисты обратились в австрийское Министерство внутренних дел и получили там номер его телефона; израильское посольство в Вене тоже направляло корреспондентов к нему. Так и пошло, говорит Визенталь. Нью-Йорк, Берлин, Париж – все хотели новостей. Даже поздравительная телеграмма из мемориала «Яд-Вашем» – и та пришла, когда у него сидело несколько журналистов. Когда он ее прочел, то от избытка чувств из глаз у него потекли слезы, и корреспонденты попросили показать им, что в ней написано. Лишь с трудом ему удалось ее спрятать. Став знаменитым, он начал получать и другие поздравления.

По его словам, средства массовой информации обрушились на него буквально как снежная лавина. Он писал в «Яд-Вашем», что сначала на журналистов очень сердился и говорить с ними не хотел, но потом понял, что молчание только разжигает их любопытство и лучше им о своей работе рассказать. Так он и сделал. Однако журналисты все время искажали его слова, и каждый день ему приходилось что-нибудь опровергать или уточнять.

На самом деле ему очень нравилось, что он оказался в центре этой истории, но уже тогда, менее чем через четыре недели после того, как стало известно о похищении Эйхмана, он понимал, что на славу претендуют и другие люди, и подчеркивал, что сама по себе операция по поимке Эйхмана – заслуга не его. «Моя роль на последнем этапе операции, – писал он в письме в “Яд-Вашем”, – была более чем скромной. Возможно, моя основная заслуга состоит в том, что прошлой осенью я – с помощью новых улик – растормошил это дело заново». В другом письме он пишет, что средства массовой информации преувеличивают его роль в операции и что ему неприятно отнимать славу у тех, кто принимал участие в ее последнем этапе, то есть у агентов Моссада и ШАБАКа.

Исер Харэль кипел от злости, но вынужден был молчать, а Визенталь, в свою очередь, пытался заставить замолчать Тувью Фридмана. Он написал в израильское посольство в Вене, что допускать Фридмана на телевидение и давать ему выступать на пресс-конференциях опасно, так как у него «недостаточно ума, чтобы воздержаться от слов, которые причинят Израилю ущерб». С сотрудниками «Яд-Вашем» Фридман в то время состоял в конфликте, и они предпочитали работать с Визенталем.

В месяцы, предшествовавшие суду над Эйхманом, Визенталь помогал израильской полиции и прокуратуре готовить обвинительное заключение. Его спрашивали, может ли он предоставить информацию о связях между Эйхманом и муфтием; просили – за вознаграждение – проверить документы, находившиеся в Министерстве юстиции в Вене; он снабжал полицию информацией, полученной от журналистов, включая сведения о приемах, которые собирались использовать адвокаты Эйхмана, а также передавал полиции данные, полученные от людей, обратившихся к нему по собственной инициативе, после того как его имя получило широкую известность.

В числе прочего ему – по его словам – удалось раздобыть для обвинения один крайне интересный документ: распечатку записанного на магнитофон биографического интервью, которое взял у Эйхмана один из его аргентинских знакомых, Виллем Сассен. Сассен был эсэсовцем голландского происхождения и тоже жил в Буэнос-Айресе. Он занимался издательским делом и неонацистской пропагандой. Он уговорил Эйхмана записать свои воспоминания на пленку, и тот – из гордыни, корыстолюбия, а главным образом по глупости – согласился. Каким именно образом распечатка попала в руки обвинения, неясно, но не исключено, что Визенталь действительно был к этому причастен. Он упоминал об этом несколько раз, в том числе в письме к главному обвинителю на суде над Эйхманом Гидеону Хаузнеру.