Некоторые из его венских приятелей-евреев – как уроженцы города, так и эмигранты из Восточной Европы – на склоне лет говорили, что вообще-то оставаться в Австрии не собирались и просто там «застряли». У одного был дом, у другого – меховой бизнес, третий остался только для того, чтобы оформить компенсацию от Германии, четвертый всю жизнь сидел на чемоданах и ждал, пока в Израиле улучшится экономическая ситуация и закончится война с арабами, а пятый был слишком стар, и уезжать было уже поздно. Однако некоторые признавались, что просто хотели начать жизнь заново в стране, где родились, так как, несмотря ни на что, чувствовали себя там дома. Именно это и было главной причиной, по которой остался в Австрии Визенталь: он тоже чувствовал себя там дома.
Еще ребенком, живя в маленьком городишке на восточной окраине Австро-Венгерской империи, он понял, что культурный и политический центр мира, в котором ему хотелось жить, находился в Вене. По горькой иронии судьбы он смог осесть там лишь после того, как прошел через нацистские концлагеря, но перенесенные страдания не убили в нем желания жить в Австрии, созревшее еще в детстве, в Бучаче, и окрепшее во время учебы в Праге и Львове.
Много лет спустя он опубликовал роман «Бегство от судьбы». Его герои – евреи, судьба которых сильно напоминает его собственную, включая пребывание в Яновском, а несколько фигурирующих в книге эсэсовцев носят настоящие имена. Но действие происходит в Вене, и Визенталь описывает венских евреев с таким пониманием и сочувствием, как если бы сам был одним из них. «Поскольку, – пишет он, – я родился в старой Австрии и ходил в Вене в начальную школу и поскольку мой отец погиб как австрийский солдат… я не чувствую себя в этой стране чужим».
Ощущая себя сыном Австрии, он пытался очистить ее от ненависти к евреям.
В начале января 1946 года ему понадобилось съездить в Вену, и он купил билет на автобус, но, когда он попытался в него сесть, водитель отказался его впустить, заявив, что «иностранцам проезд воспрещен». Визенталь пожаловался в автобусную компанию, но служащая, к которой он обратился, сказала: «Мы были бы рады, если бы все иностранцы из Австрии уехали». Тогда он послал письмо в Министерство транспорта (как всегда, от имени своей организации) и выразил протест против «оскорбления, нанесенного нашему председателю», как если бы речь шла о ком-то другом.
Инцидент этот был далеко не единичным; от ненависти к евреям австрийцам избавиться было трудно. Война кончилась совсем недавно, и они все еще не оправились от горечи поражения. Десятки тысяч семей оплакивали погибших на войне близких, а Австрия, как и Германия, была оккупирована иностранными войсками и поделена на зоны. При этом большинство австрийцев, в отличие от немцев, своей вины не признавали и утверждали, что стали жертвами нацистской оккупации.
Скрывать свою ненависть к евреям многие из них даже не считали нужным, но особенно они ненавидели обитателей лагерей для перемещенных лиц. Во время войны Линц подвергался бомбардировкам, и в городе еще можно было видеть развалины, а перемещенные лица (которые были не только евреями, но и инстранцами) свободно расхаживали по улицам, пользуясь защитой американских оккупационных войск, и многие из них занимались спекуляцией. Тот факт, что жителей Биндермихля выселили из своих квартир, чтобы поселить там беженцев, тоже подливал масла в огонь. Время от времени в австрийских газетах публиковались сообщения, в которых беженцев изображали акулами черного рынка и даже торговцами наркотиков. Визенталь против этого протестовал. «Людей, до сих пор разгуливающих в одежде, украденной у евреев, и живущих в квартирах, обставленных мебелью, отнятой у евреев Европы, выводят из себя даже шерстяные одеяла, которыми евреи укрываются в лагерях для перемещенных лиц», – писал он в отчете, предназначавшемся для публикации на английском языке.
Будучи представителем беженцев, Визенталь неоднократно протестовал против плохого отношения к ним. Как-то раз несколько десятков полицейских устроили в одном из лагерей облаву с целью найти контрабандные товары, и в письме губернатору Визенталь выразил протест по поводу того, что обыскивались только дома евреев, хотя в лагере находились беженцы и других национальностей. Он утверждал, что полицейские вели себя грубо, угрожали людям оружием и что это было коллективным наказанием, напомнившим многим беженцам о временах нацизма.
В одном из лагерей от евреев потребовали заплатить арендную плату за комнату, служившую им синагогой. Визенталь выразил протест против самого этого требования как такового, но особенно он протестовал по поводу того, что один из австрийских чиновников, занимавшихся этим делом, заявил: «Если евреям хочется танцевать и сходить с ума, пусть делают это на лужайке, а если им хочется делать это в комнате, которая им не положена, пусть за нее платят».
Один еврей из города Грац пошел с женой посидеть в пивной, но, как только они сели за столик, какой-то человек, сидевший по соседству, начал выкрикивать по их адресу антисемитские оскорбления. Еврей пожаловался на это владельцу пивной, но тот вмешиваться отказался. Тогда еврей позвонил в полицию. Однако когда пришел полицейский, владелец пивной, вместе с посетителями, вышвырнул и еврея с супругой, и полицейского на улицу, пригрозив, что если они вернутся, то об этом пожалеют.
На футбольных матчах можно было услышать антисемитские выкрики. Одному еврею пришлось заявить, что он не еврей, чтобы получить разрешение на радиоприемник, так как власти все еще использовали бланки времен нацизма. Муниципалитет Линца поставил памятник юмористу, который во времена нацизма устроил антисемитский концерт. Австрийские кинотеатры отказались показывать фильм Чарли Чаплина «Великий диктатор», но при этом демонстрировали фильмы немецкого режиссера Файта Харлана, который в 1940 году, по инициативе нацистского министра пропаганды Йозефа Геббельса, поставил пропагандистский антисемитский фильм о еврейском банкире XVIII века «Еврей Зюсс». Муниципалитет города Браунау включил дом, где родился Гитлер, в список туристических достопримечательностей.
Казалось бы, будучи сионистом, Визенталь должен был считать, что евреям в Австрии жить не следует и что если они все-таки решают в ней остаться, то должны понимать, что живут в антисемитской стране. Однако он хотел очистить австрийское общество от расизма. Однажды с этой целью он даже отправился в крохотную тирольскую деревушку Рин, в церковь которой стекались паломники, дабы поклониться мощам ребенка, якобы убитого там евреями.
Уже тогда, в сороковые годы, Визенталь взял себе за правило обращаться по тем или иным вопросам к самым высокопоставленным лицам, и хотя по тону своему его письма к ним всегда были почтительными, тем не менее он всячески подчеркивал, что пишет им не как «бедный родственник», а как равный. Требование запретить культ в Рине он, в качестве председателя «Союза бывших узников концлагерей», послал кардиналу Теодору Инитцеру. Впрочем, обосновал он это требование не тем, что данный культ – антисемитский, а тем, что это надо сделать ради австрийских детей.
Как еврей он мог бы, конечно, сказать себе, что австрйицы недостойны того, чтобы такой человек, как он, пытался спасти их от самих себя, но он считал себя одним из них. «Искоренить проявления нацистской дикости, – писал он главному редактору одной из зальцбургских газет, – это долг каждого австрийского патриота».