– Готово!
– Зашибись! – довольно рычит Дроссель и, рванув рычаг взведения затвора, вопрошает у противника: – Ну что, хренососы, кому добавки, а?!
«Бешеное железо» отвечает ему нестройным залпом башенных орудий и пулеметными очередями. САФ боевой техники под командованием Mantus sapiens наконец-то ориентируется в ситуации. И ориентируется правильно. Разве что до сих пор не может разобраться, как наводить снаряды и пули на цель, но лихо компенсирует свое незнание плотностью огня. На нас со свистом обрушиваются разнокалиберные болванки и свинец, и то, что примерно четверть из них вообще пролетает мимо театра, меня ничуть не утешает. Звенят стекла, падают отколотые обломки пилястр, в куполе и корпусе сценической коробки возникают первые пробоины…
Разминка и впрямь закончена. И за ней не намечается никакой тренировки. Минуя ее, мы моментально переходим в турнир, где для нас не предусмотрено поблажек. В центре города разворачивается война. Швыряние багров и стрельба по легким мишеням остаются в прошлом. На этой войне все по-настоящему, без поддавков. Враг превосходит нас числом и огневой мощью. Мы превосходим его умением и лучше защищены. Но достаточно ли этого, чтобы надеяться на победу?
Да, ведь иных надежд у нас сейчас попросту нет…
Вражеская армада наступает. Часть скопившейся на площади техники выдвигается на Депутатскую и Орджоникидзе, собираясь охватить нас с флангов. Сверху видно, что на улицы выруливает лишь гражданский транспорт, военный же, как более проходимый, продирается через сквер. И палит по нам из всех стволов. Мы яростно огрызаемся, щедро поливая противника автоматным и пулеметным огнем. Из окон фойе и вестибюля то и дело вылетают реактивные снаряды. Такие же есть под рукой и у меня. Два «Протазана» и одна «Фрамея». Похоже, и впрямь самое время пустить их в ход. Но сначала отправить в небо еще пару красных сигналок – а вдруг чудо все-таки возможно?
Пока у Дросселя есть шанс перекрыть фланги, он расстреливает сначала первый тягач в левой атакующей автоколонне, а потом разворачивает «Тугарин» и жарит по лидеру правофланговых. Грамотная тактика. Обе головные машины вмиг обездвижены, а та, что идет по Орджоникидзе, еще и взрывается. Хорошо взрывается, смачно. Столп огня вздымается выше театрального купола, а обломки разлетаются чуть ли не по всему скверу. Опять становится жарко, как в бане. Однако байкеру не до созерцания фейерверка. Он разворачивает пулемет обратно и, пользуясь образовавшейся на Депутатской пробкой, разносит в пух и прах еще несколько автомобилей. Один из них тоже воспламеняется и взлетает на воздух. У идущего рядом с ним грузовичка моментально детонирует топливный бак, два взрыва сливаются в один, и теперь оттуда тянет жаром гораздо сильнее, чем справа.
– Заряжай!..
– Готово!..
– Зашибись!..
Нас, главную ударную силу «фантомов», все-таки вычисляют. Две болванки проносятся в опасной близости от нашей позиции. Одна вышибает целый фрагмент балюстрады там, откуда я расстреливал багорщиков, а вторая пролетает над портиком и попадает в надстройку на вестибюльной крыше. Ту самую, где находится предательски захлопнувшаяся дверь. Что ж, отныне подобная проблема мне не грозит. Снаряд делает в стене сквозной пролом, аккурат рядом с запертой дверью. Неплохо, но оказанное мне «Микулой» одолжение безнадежно запоздало.
Впрочем, поблагодарить его за это все-таки стоит, и я спешно хватаю один из «Протазанов». Нетрудно определить, какой из прущих по скверу «комендантов» палит по крыше. Ствол его орудия задран вверх и рыщет из стороны в сторону, пытаясь взять нас на прицел. Ведомый чужеродной логикой, искусственный интеллект некоторых бронемашин заметно прогрессирует. Очередная болванка врезается в карниз портика точно под «Тугарином». Если САФ этого танка сообразит сделать небольшую поправку, следующий его выстрел может стать для Дросселя и его орудия фатальным.
Взять на прицел угрожающего нам «Микулу» удается с большим трудом. Руки мои ходят ходуном, не желая удерживать гранатомет ровно. Я не целюсь в какое-то конкретное место на танке – просто попасть бы в него, и то достижение. Пуск! Ракета «Протазана» рассекает воздух, оставляя за собой белый дымовой след, а в следующий миг я отчетливо понимаю, что промахнулся. Истратил впустую драгоценный снаряд, которые у нас, в отличие от автоматных патронов, наперечет. Какая непростительная безалаберность!
Но нет, все-таки не промах. Кумулятивная граната попадает в боковой щиток, что закрывает покрышки танка от пуль, и прожигает его, заодно отрывая «Микуле» колеса и повреждая ходовую часть. Находясь в движении, он кренится набок и, скребя днищем землю, резко поворачивает влево. Его башня при этом не успевает развернуться, и орудие шарахает в одну из соседних с площадью высоток. Ездить танк больше не может, но пускать снаряды еще горазд. И следующий его выстрел, судя по всему, будет опять предназначен нам. Я кидаюсь за вторым «Протазаном», намереваясь добить обездвиженного противника, пока он вновь не выровнял сбитый прицел…
Между тем Дроссель кромсает и жжет грузовики на правом фланге. Жжет с таким упоением, что улица Орджоникидзе похожа сейчас на раскочегаренную паровозную топку, какую часто показывают в исторических фильмах. От бушующего там жара и взрывов лопаются окна и крошится облицовка зданий. На противоположном фланге огненная феерия значительно скромнее, зато теперь Депутатская перекрыта настолько глухим затором, что даже управляй теми автомобилями обычные водители, им потребовалось бы не меньше часа, дабы разъехаться. Легковушки упрямо лезут под колеса тягачам, не давая возможности двигаться ни себе, ни им. И чем яростнее вырываются из этого гигантского стального узла автомобили, тем крепче он затягивается.
Благодаря хорошо рассчитанному пулеметному огню мы избавляемся примерно от трети угрожающего нам «бешеного железа». К сожалению, треть эту составляют самые небоеспособные и потому почти не угрожающие нам противники. Основная и наиболее опасная их часть, ведя непрерывный огонь, продолжает наступать по центру, через сквер и центральную аллею. Вслед за прокладывающими путь танками и броневиками по поваленным деревьям идут тяжелые армейские грузовики и джипы. Каждый из них, не имея на борту вооружения, может запросто сыграть роль камикадзе, взявшись таранить стены театра до полного своего самоуничтожения. А где-то на подходе к площади наверняка находится пехота. То есть еще, как минимум, три сотни багорщиков, готовых наброситься на нас под прикрытием техники.
Когда я пристраиваю второй гранатомет на плече, орудийное дуло недобитого мной танка смотрит не на «Тугарина», а на меня. Смотрит настолько точно, что при этом сам ствол мне совершенно не виден. Похолодев от ужаса, я таращусь в бездонную черную глазницу собственной смерти, понимая, что, даже если успею пустить ракету, меня это не спасет, и «Микула» в любом случае выстрелит раньше. После чего фрагменты моего тела разлетятся по всей театральной крыше, а на купол прольются кратковременные осадки в виде кровавого дождичка и ошметков плоти.
Героическая смерть? О да, еще какая! Но лучше бы она настигла меня до того, как я осознал, что мне уготовано. Оставаясь в неведении до конца, я, так уж и быть, не отказался бы стать нечаянным героем. Но раз судьба все же предоставила мне пару секунд на раздумье, значит, ей не хочется, чтобы я геройствовал, верно? И в этом наши с ней желания целиком и полностью совпадают.