– Доктор! – снова позвал взволнованный голос.
Жутиков сначала хотел возразить, что он вовсе не доктор, но немного подумал и промолчал. В конце концов, когда речь идет о спасении человеческих жизней, как тебя величают – врачом или санитаром, – не важно.
Паша бегом пересек горячую площадку и поднялся по накалившемуся трапу. Внутри корабля, в шлюзе, было прохладнее, но все равно душно. Пахло какой-то сыростью и гнилью, как в склепе. В голове у Жутикова даже промелькнула мысль о самом страшном... Очень уж сочетание запахов напоминало атмосферу морга. Дабы развеять либо подтвердить подозрения, следовало срочно что-то сделать. Иначе от страха и неопределенности можно было сойти с ума. Паша изредка смотрел фильмы ужасов, и сейчас обстановка в корабле напоминала ему как раз кадр из такого кино. Не хватало только мрачной, тревожной музыки. Жутиков пересилил страх и шагнул из шлюза в коридор. Надо было держать себя в руках. В конце концов, запахи запахами, но пока нет трупов, нет и уверенности в печальном исходе. Паша когда-то интересовался устройством лайнеров и потому уверенно двинулся в сторону жилых отсеков, но его перехватил возбужденный полисмен.
– Сюда!
Полицейский потянул Пашу вправо, и скоро они оказались в кабине – просторном помещении с несколькими рядами удобных кресел. Во всех сидели люди в униформе космофлота, но ни один из них не шевелился. Скверные предчувствия усилились, и Жутиков струхнул окончательно. Он давно уже не боялся зияющих порезов, хлещущей из поврежденных артерий крови и торчащих из ран костей. Периодически встречавшихся на дорогах и в пустых квартирах мертвецов он не боялся тоже, но видеть сразу столько целехоньких трупов ему еще не доводилось. Его подстанция обслуживала относительно приличный район, где даже автодорожные происшествия случались редко и не носили массового характера.
– Они... умерли? – растерялся Паша.
– Кто тут доктор, вы или я? – удивился полицейский. – Крайний вроде дышит, а к остальным я не подходил.
– А есть тут еще кто-нибудь... из наших? – неуверенно спросил Жутиков.
– Несколько агентов и делегация патриотов, – полисмен махнул рукой в сторону жилых отсеков. – Туда пошли. Но докторов нет. Кроме вас. Они меня на посту для того и оставили, чтобы врача первым делом к экипажу проводить.
– А-а, – Паша припомнил, как в трудных случаях вел себя давно улетевший доктор Шлюбкин. – Ну-с, посмотрим...
Произойди все это три или два... даже год назад, Жутиков ограничился бы поверхностным осмотром и многозначительным похмыкиванием. Максимум – пощупал бы пульс у одного-другого. А затем просто уселся бы у порога в ожидании врачебных указаний: куда нести пострадавших и кого из них выносить в первую очередь. Но теперь Паша был предоставлен только себе. И принимать решения, и исполнять предстояло ему одному.
Жутиков взглянул на ожидающего чуда полисмена и неожиданно для себя распорядился:
– Срочно соберите бригаду санитаров-добровольцев и вызовите все экипажи «Скорой»...
Распоряжение получилось властным и не терпящим возражений. Настоящим таким. Значительным. Врачебным. Паша почувствовал волну эмоционального подъема. Быть доктором, пусть и без диплома, ему нравилось.
– Сделаем, – уважительно кивнул полицейский.
Уверенный тон «доктора» мгновенно испарил все сомнения полисмена в компетентности Жутикова.
– Потребуется дополнительный транспорт! – крикнул ему вслед Паша.
– Сделаем! – полицейский на ходу обернулся и утвердительно рубанул ладонью воздух.
Оставшись в одиночестве, Жутиков деловито осмотрелся и привычным движением откинул разболтанные замки чемоданчика. Ватка и нашатырь. Первое средство против отключки. Этот элементарный фокус Паша знал давно и всегда исполнял «на ура». Смочив ватку резко пахнущей жидкостью, он склонился над крайним космонавтом. Лицо человека было бледным, глаза полуоткрыты, а губы плотно сжаты. Он действительно едва заметно дышал, а его пальцы впились в подлокотники кресла.
«Ступор, – решил для себя Паша. – Или сопор. Или кома...»
Чем отличаются друг от друга эти состояния, он знал очень приблизительно. Среди санитаров они именовались одним емким словом «отключка». Иногда с уточнениями – полная, глубокая или легкая. Жутиков безрезультатно помахал перед носом космонавта ваткой и пришел к выводу, что тот отключился полностью. Паша переместился к следующему креслу и повторил процедуру. Результат оказался тем же. Нашатырь на пациента не подействовал. Третьему пострадавшему санитар помазал виски и зачем-то верхнюю губу. За этим делом его и застали вернувшиеся из пассажирских отсеков агенты ПСБ.
– Как дела? – поинтересовался агент-мужчина.
– Есть надежда? – спросила женщина.
Санитар хотел ответить, но только изумленно вылупился и беззвучно подвигал челюстью. Вот так в представлении Жутикова и должны были выглядеть недоступные и загадочные контрразведчицы. Женщина-агент была прекрасна и уверена в себе. Паша несколько секунд боролся с оцепенением и в конце концов, состроив многозначительную мину, разродился:
– Надежда есть всегда: либо на выздоровление, либо на хорошо написанный некролог.
Это изречение он подцепил все от того же невозмутимого доктора Шлюбкина. Правда, что такое «некролог», Паша так и не узнал – доктор улетел раньше, чем Жутиков догадался об этом спросить...
– А как насчет диагноза? – в кабину вошел еще один мужчина.
Растрепанный, вспотевший и без значка. К нему Жутиков сразу же проникся недоверием и даже брезгливостью. С высоты врачебного положения (пока никто не вывел его на чистую воду) Паша мог себе это позволить. Так он считал. Слово «диагноз», в отличие от «некролога», было ему знакомо, и пока угрозы разоблачения он не ощущал.
– Предварительный диагноз... – Паша в мыслях лихорадочно перебрал варианты и выбрал нужный при помощи детской считалочки про «эники-беники». Вареники ел «ступор». – Я считаю, что все космонавты впали в ступор!
– Это я вижу, – согласился растрепанный.
Жутиков внутренне возликовал.
– Но в чем причина? – удивилась прекрасная «девушка при исполнении». – Их всех оглушили? Или произошла утечка какого-то нервно-паралитического газа? Я понимаю, что так сразу трудно определить, но все-таки, доктор, как вы считаете?
Паша едва удержался, чтобы не сострить: «от нуля до десяти». С точки зрения его друзей, шутка получилась бы искрометной и неожиданной, но, глядя на эту небесной красоты, неземной стройности и космической притягательности девицу, Жутиков решил воздержаться от всего, что могло бы обнаружить его образовательный уровень. Ему страшно хотелось оставаться для нее доктором.
– Думаю, это интоксикация.
Произносить это слово Паша научился еще в школе. Всего каких-то пять недель тренировки перед зеркалом – и пожалуйста! «Интоксикация, деградация, прострация и кретинизм...» Жутиков блистал на фоне приятелей крупным бриллиантом, запросто разбрасываясь такими сложными терминами направо и налево. Все его друзья и подруги уже тогда были уверены, что «Пашка станет профессором, не иначе». Учителя, правда, придерживались иного мнения. Они применяли к нему последний термин из «бриллиантового набора» и прочили будущее, типичное для всех «подвальных дебилов». К сожалению, правы оказались не друзья и подруги, а именно учителя.