Как германское верховное командование, так равно и австро-венгерское не оставались в сомнении на счет того, что руководители румынской политики имеют в виду держаться тех же путей, которые в последнюю балканскую войну доставили им столь дешевую добычу.
[183]
В могучей борьбе они хотели наметить решение лишь тогда, когда с этим не было бы связано никакого риска. Поэтому они оттягивали решение и робко избегали связывать себя с какой-либо из сторон.
Эта выжидательная позиция облегчалась тем обстоятельством, что германской политике в мирное время не удалось провести чрез румынский парламент одобрение заключенного с Румынией договора; благодаря чему он и мог лишь получать настоящую силу. Затруднялась же позиция наличностью деятельной партии в стране завзятых русофилов и франкофилов. Последние бурно требовали присоединения к Антанте. Их отлично поддерживали ловкие дипломаты, работавшие с неограниченным запасом денежных средств.
Германский Генеральный штаб, предвидя такой ход вещей, во время мира больше уже серьезно не рассчитывал на присоединение Румынии в случае войны. Однако же колеблющееся положение Румынии создавало неприятные последствия в ходе войны для Центральных держав. На Австро-Венгрии постоянно сказывался с этой стороны ощутительный нажим. Связь с Турцией и Болгарией встречала сильные препоны, а временами почти прерывалась. Положениями международного права о нейтралитете Румыния орудовала далеко не в благоприятном для Центральных держав смысле, но так, что придраться было почти не к чему.
С началом Дарданелльской операции это сказалось еще яснее. Поэтому уже весной 1915 года пришлось рассмотреть вопрос, не будет ли целесообразным заставить Румынию силой оружия занять позицию, более отвечающую ее нравственным обязательствам. Ответ был отрицательным. Пока русский нажим в Венгрии и Галиции тяготел над Австро-Венгрией полным своим весом, какая-либо операция против Румынии или через нее была невозможна. Для этого не располагали нужными силами, хотя сила сопротивления Румынии, считаясь с недостатком у нее оружия и снаряжения, признавалась тогда невысокой.
Вопрос вновь выплыл на сцену, когда на исходе лета 1915 г. предстояло решить вопрос, желательно ли открыть путь на юго-восток через Румынию или через Сербию. Начальник Генерального штаба остановился на пути чрез Сербию. Правда, новый союзник, Болгария, не предъявляла никаких возражений и против похода на Румынию. Наоборот, при крепкой ненависти, тлевшей в каждом болгарском сердце против друга-изменника в балканскую войну, Болгария при других обстоятельствах с радостью пошла бы на это. Но, с другой стороны, еще более сильное желание возможно скорее отобрать отторгнутые с того времени Сербией старые болгарские области, в связи с недостаточным боевым снаряжением, делали необходимым остановиться на наиболее коротком пути. А он вел через Сербию. Даже если не считаться с вышеуказанными соображениями, пришлось бы все равно решиться выбрать именно этот путь. Болгария не могла вести операций против Румынии, пока ее южный и западный фланги не были обеспечены против Греции и Сербии. Внутреннее положение Австро-Венгрии, именно после начала итальянского наступления, настойчиво требовало устранения югославянской опасности, которая продолжала бы тлеть под пеплом, пока Сербия не была бы окончательно разгромлена.
Впрочем, существенное улучшение в позиции Румынии уже наступило после прорыва Горлица – Тарнов. Ее границы почти к каждым днем открывались все более и более. Быстрый разгром Сербии усилил благоприятный ход вещей.
Дело дошло до переговоров о больших румынских поставках зерном, которые могли бы смягчить надвигающуюся в Германии, а еще более в Турции, нужду в жизненных припасах и в фураже. Казалось, являлась возможность из румынских же источников удовлетворить столь настоятельную нужду в нефти.
Конечно, в германской Главной квартире предупредительное отношение румынских властей никого не вводило в заблуждение относительно их настоящего образа мыслей. Каждому было ясно, что такое отношение вытекает из условий вынужденного состояния и что оно могло бы превратиться в нечто противоположное, раз такое состояние стало бы иным. Поэтому считали нужным крепко проводить идею, в конце концов, вывести вопрос с Румынией начистоту. В этих-то преимущественно целях и были удержаны по большей части в южной Венгрии войска, взятые с фронта Макензена в оба последние месяца 1915 г. и в январе 1916 г. При посещении болгарским царем Главной немецкой квартиры в начале 1916 г. начальник Генерального штаба пришел к соглашению с генералом Жековым, представителем болгарского главнокомандующего, что Румынии должен быть предъявлен краткосрочный ультиматум и, если бы на него не получился удовлетворительный ответ, то считалось нужным приступить к общему наступлению. Но могли ли болгары выполнить взятые на себя обязательства, оставалось все же под сомнением. Недостатки, от которых страдали их войска на греческой границе, и весьма слабая провозоспособность путей, ведших туда от Дуная, являлись очень серьезным препятствием.
До осуществления соглашения, однако, не дошло. Румыния выполнила в неоспоримом порядке заключенный к этому времени договор о поставках. Рядом с ним она создала эквивалентное отношение к Антанте тем, что вступила с нею в такой же договор. Однако это обстоятельство не изменило того, что румынские поставки смягчили сильную нужду в Германии, а особенно в Турции. Также вновь были восстановлены и другие хозяйственные связи. Политическое положение сделалось даже менее напряженным, что, по мнению дипломатии оправдывало некоторые надежды на будущее. Однако не удавалось, да и не было шансов, что удастся дипломатическим путем побудить Румынию крепко примкнуть к Центральным державам. Даже и применение последнего из этих средств, а именно ультиматума, не должно было, как полагала дипломатия, дать результатов. Уже одно предъявление его создало бы временный перерыв в доставке зерна, а последующее наступление на Румынию союзников прервало бы доставку на неопределенное время. Но такой ход событий, при учете хозяйственного положения в Германии и Турции, нельзя было считать выгодным. Поэтому намеченное предприятие было пока отставлено. Отсрочка искупалась тем, что она допускала полное выполнение договора с Румынией и с этим обеспечение как жизненными припасами, так и сырьем, что к этому моменту считалось необходимым. Насколько трудно осуществить подобные поставки из завоеванной страны, это достаточно показал позднейший опыт с Румынией и с Украиной.
[184]
В этом отношении расчет был, конечно, верен. Другой вопрос, не принесла ли бы эта рубка узла мечом в конце концов лучших плодов для общего хода войны. Тем, которые склонны к такому взгляду,
[185]
можно возразить, что основание, на котором они базируются, в действительности неустойчиво. Могли ли Центральные державы выдержать, если бы в 1916 году им не подвозились из Румынии ни жизненные припасы, ни нефть? Могла ли Германия в 1916 г. удержаться на Западном фронте, если бы она до сражения на Маасе и Сомме прикрепила к Черному морю свои слабые резервы? Кто не сможет ответить на эти вопросы категорическим образом, должен быть осторожен в своих суждениях. Кроме того, не нужно упускать из виду, что окончательный переход Румынии на сторону Антанты был вызван событием, которое не было и не могло быть предвидено, а именно: разгромом Австро-венгерского фронта летом 1916 г. со стороны противника, конечно, не имевшего в обстановке Восточного театра явного перевеса в силах.