Бойня номер пять, или Крестовый поход детей - читать онлайн книгу. Автор: Курт Воннегут cтр.№ 32

Вещество бросали с самолетов роботы. Совесть у них отсутствовала, и они были запрограммированы так, чтобы не представлять себе, что от этого делается с людьми на земле.

Ведущий робот Траута выглядел как человек, он мог разговаривать, танцевать и так далее, даже гулять с девушками. И никто не попрекал его тем, что он бросает сгущенный газолин на людей. Но дурной запах изо рта ему не прощали. А потом он от этого излечился, и человечество радостно приняло его в свои ряды.

Траут никак не мог уговорить мальчишку-газетчика, который хотел бросить работу. Он ему твердил про миллионеров, начавших с продажи газет, и мальчишка ответил:

– Начать-то они начали, да, наверно, через неделю бросили: больно уж вшивая работка!

И мальчишка кинул к ногам Траута сумку с газетами и с адресами своих подписчиков. Трауту надо было разнести эти газеты. Машины у него не было. У него даже велосипеда не было, и он смертельно боялся собак.

Где-то лаял огромный пес.

Траут мрачно вскинул сумку на плечо, и тут к нему подошел Билли:

– Мистер Траут?

– Да?

– Вы… Вы – Килгор Траут?

– Да. – Траут решил, что Билли пришел жаловаться на плохую доставку газет. Он никогда не думал о себе как о писателе по той простой причине, что никто на свете не давал повода для этого.

– Вы… Вы – тот писатель?

– Кто?

Билли был уверен, что ошибся.

– Есть такой писатель – Килгор Траут.

– Такой писатель? – Лицо у Траута было растерянное, глупое.

– Вы никогда о нем не слыхали?

Траут покачал головой:

– Никто никогда о нем не слыхал.

Билли помог Трауту развезти газеты, объехал с ним всех подписчиков в своем «кадиллаке». Все делал Билли – находил дом, проверял адрес. Траут совершенно обалдел. Никогда в жизни он не встречал поклонника, а Билли был таким горячим его поклонником.

Траут рассказал ему, что никогда не видел своих книг в продаже, не читал рецензий, не видал рекламы.

– А ведь все эти годы я открывал окно и объяснялся миру в любви.

– Но вы, наверно, получали письма? – сказал Билли. – Сколько раз я сам хотел вам написать. Траут поднял палец:

– Одно!

– Наверно, очень восторженное?

– Нет, очень сумасшедшее. Там говорилось, что я должен стал Президентом земного шара.

Оказалось, что автором письма был Элиот Розуотер, приятель Билли по военному госпиталю около Лейк-Плэсида. Билли рассказал Трауту про Розуотера.

– Бог мой, а я решил, что ему лет четырнадцать, – сказал Траут.

– Нет, он взрослый, был капитаном на войне.

– А пишет как четырнадцатилетний, – сказал Килгор Траут.

Через два дня Билли пригласил Траута в гости. Он праздновал восемнадцатилетие со дня своей свадьбы. И сейчас веселье было в самом разгаре.

В столовой у Билли Траут поглощал один сандвич за другим. Дожевывая икру и сыр, он разговаривал с женой одного из оптометристов. Все гости, кроме Траута, были так или иначе связаны с оптометрией. И только он один не носил очков. Он пользовался большим успехом. Всем льстило, что среди гостей – настоящий писатель, хотя книг его никто не читал.

Траут разговаривал с Мэгги Уайт, которая бросила место помощницы зубного врача, чтобы создать домашнее гнездышко оптометристу. Она была очень хорошенькая. Последняя книга, которую она прочла, называлась «Айвенго».

Билли стоял неподалеку, слушая их разговор. Он нащупывал пакетик в кармане. Это был подарок, приготовленный им для жены, – белая атласная коробочка, в ней – кольцо с сапфиром. Кольцо стоило восемьсот долларов.

Трауту страшно льстило восхищение глупой и безграмотной Мэгги, оно опьяняло его, как марихуана. Он отвечал ей громко, весело, нахально.

– Боюсь, что я читаю куда меньше, чем надо, – сказала Мэгги.

– Все мы чего-нибудь боимся, – ответил Траут. – Я, например, боюсь рака, крыс и доберман-пинчеров.

– Мне очень неловко, что я не знаю, но все-таки скажите, какая ваша книжка самая знаменитая?

– Роман про похороны прославленного французского шеф-повара, – ответил Траут.

– Как интересно!

– Его хоронили все самые знаменитые шеф-повара мира. Похороны вышли прекрасные, – сочинял Траут на ходу. – И прежде чем закрыть крышку гроба, траурный кортеж посыпал дорогого покойника укропом и перчиком. Такие дела.

– А это действительно было? – спросила Мэгги Уайт. Женщина она была глупая, но от нее шел неотразимый соблазн – делать с ней детей. Стоило любому мужчине взглянуть на нее – и ему немедленно хотелось начинить ее кучей младенцев. Но пока что у нее не было ни одного ребенка. Контролировать рождаемость она умела.

– Ну конечно, было, – уверил ее Траут. – Если бы я писал про то, чего не было, и продавал такие книжки, меня посадили бы в тюрьму. Это же мошенничество.

Мэгги ему поверила.

– Вот уж никак не думала, – сказала она.

– А вы подумайте!

– И с рекламой тоже так. В рекламах надо писать правду, не то будут неприятности.

– Точно. Тот же параграф закона.

– Скажите, а вы когда-нибудь опишете в книжке нас всех?

– Все, что со мной бывает, я описываю в книжках.

– Значит, надо быть поосторожнее, когда с вами разговариваешь.

– Совершенно верно. А кроме того, не я один вас слышу. Бог тоже слушает нас, и в Судный день он вам напомнит все, что вы говорили, и все, что вы делали. И если окажется, что слова и дела были плохие, так вам тоже будет очень плохо, потому что вы будете гореть на вечном огне. А гореть очень больно, и конца этому нет.

Бедная Мэгги стала серого цвета. Она и этому поверила и просто окаменела.

Килгор Траут громко захохотал. Икринка вылетела у него изо рта и прилипла к декольте Мэгги.

Тут один из оптометристов попросил внимания. Он предложил выпить за здоровье Билли и Валенсии, в честь годовщины их свадьбы. Как и полагалось, квартет оптометристов, «чэпы», пел, пока все пили, а Билли с Валенсией, сияя, обняли друг друга. Глаза у всех заблестели. Квартет пел старую песню «Мои дружки».

«Где вы, где вы, старые друзья, – пелось в песне, – за встречу с вам все отдал бы я» – и так далее. А под конец там пелось: «Прощайте навек, дорогие друзья, прощай навеки, подруга моя, храни их господь…» – и так далее.

Неожиданно Билли очень расстроился от песни, от всего. Никаких старых друзей у него никогда не было, никаких девушек в прошлом он не знал, и все равно ему стало тоскливо, когда квартет медленно и мучительно тянул аккорды – сначала нарочито унылые, кислые, потом все кислее, все тягучее, а потом сразу вместо кислоты – сладкий до удушья аккорд, и снова – несколько аккордов, кислых до оскомины. И на душу и на тело Билли чрезвычайно сильно действовали эти изменчивые аккорды. Во рту появился вкус кислого лимонада, лицо нелепо перекосилось, словно его и на самом деле пытали на так называемой дыбе.