Беспечные ездоки, бешеные быки - читать онлайн книгу. Автор: Питер Бискинд cтр.№ 76

Щеголяя в смокинге из голубого бархата, Коппола со сцены рассыпался в благодарности всем, кто был причастен к его успеху. Он не преминул поблагодарить даже Тауна, а вот Эванса — «забыл». После завершения церемонии награждения в бальном зале отеля «Беверли-Хиллз» был устроен торжественный обед. Фрэнк Уэллс, Дик Ледерер и другие руководители компании занимали места за специальным столиком компании «Уорнер».

— Давайте поздравим Фрэнсиса, — обратился Уэллс к коллегам, вставая из-за стола.

— Не стоит, Фрэнк, не стоит, — начал было отговаривать его Ледерер. — Он же сицилиец, он не подаст тебе руки.

Уэллс, тем не менее, направился в сторону Копполы. Тот, увидев его ещё издали, в знак приветствия кивнул, но заметил:

— Нет-нет, пожалуйста, без рук.

Подобное оскорбительное отношение, конечно, возмутило Эванса, но его занимали дела и поважнее. Наркотики стали играть в его жизни всё более серьёзную роль. По словам Николсона, кокаин по-настоящему стал распространяться именно в 1972 году, проникая в киносообщество Америки с тусовок музыкантов. Одной из причин актёр называл его свойство стимулировать сексуальную жизнь. У Николсона были проблемы с преждевременным семяизвержением, о чём он во всеуслышание заявлял своим фанатам со страниц «Плейбоя». «Кокаин сейчас в ходу, потому что девчонки раскусили его возможности применительно к сексу, — рассказывал Николсон. — На некоторые участки он действует так, что снижает их восприимчивость к внешнему воздействию, а вот слизистую женских половых органов, наоборот, возбуждает. Допустим, если разместить совсем небольшое количество порошка на головку члена, его чувствительность заметно снижается, и он не торопиться «нажать на спусковой крючок». Думаю, в данной ситуации мы можем говорить о лечебном свойстве кокаина. А кроме того, порошок действует как возбуждающий наркотик, значит, добавляет и сексуальной мощи».

Кокаин, как никакой другой наркотик, соответствовал образу жизни Голливуда с его одержимостью, повальной манией величия и культом мужской потенции. Потому что «травка» обеспечивала только расслабление и безмятежное существование, а психоделики побуждали к самопознанию. «После кокаина ваши мозги приобретают пуленепробиваемые свойства, — делится впечатлениями Дик Сильберт. — Вы можете писать, ставить кино, играть. Всего две понюшки и вы — всемогущи!».

Но, как говорится, что Николсону — пикантная приправа, Эвансу — яд. «То, что начиналось как секс-наркотик, разрушило саму сексуальную жизнь, — писал Эванс в своей книге «Малыш остаётся в картине». — Одна порция кокаина блокирует кровоток от мозга к вашему «инструменту», значит, больше времени для диалога и поддержания энергии». Пристрастие Эванса не сразу распознали на студии. Но во время заседаний руководство «Парамаунт» стало обращать внимание на то, что он постоянно держал одну руку в кармане, а указательным пальцем частенько водил по дёснам. В конце концов, Эванс перестал появляться в офисе и начал руководить лёжа в кровати, облачённый в свою знаменитую пижаму.

По словам Дика Сильберта, «студия начинала разваливаться. Боб ни с кем не встречался. По утрам в его распорядке значились телефонные звонки, один грейпфрут и — Питер Барт. Звонил телефон, Боб снимал трубку, где чей-то голос спрашивал:

— Боб, который сейчас час?

Боб набирал номер телефона Питера и в свою очередь спрашивал:

— Питер, который сейчас час?

«Я чувствовал, что он калечит себя, — вспоминает Барт. — Однозначно, амфетамины или то, что он принимал, снотворное, стимуляторы или депрессанты, оказывали своё действие. Он стал заметно беспокойнее, сильно нервничал, злобствовал по поводу Эли Мак-Гроу, и вообще, стал очень неуравновешенным. Случалось, что мне самому приходилось принимать решения, потому что я не мог его нигде найти. Часто это были решения по вопросам, которые не были в компетенции вице-президента компании по производству. А критических ситуаций становилось всё больше».

Среди самых неотложных вопросов компании стоял вопрос о продолжении «Крёстного отца». «Парамаунт» и Пьюзо вовсю работали над сценарием, но Коппола отказывался участвовать в продолжении проекта. Бладорн делал всё, что мог. Он не уставал повторять, что у Фрэнсиса в загашнике есть кое-что «поценнее формулы кока-колы».

Учитывая то, что Эванс занимался исключительно «Китайским кварталом», личной жизнью и к тому же не не мог разговаривать с Копполой, обхаживать режиссёра пришлось Барту. Коппола был непреклонен. К картине приложили руку такие талантливые люди, как Брандо, Уиллис, Пьюзо, что он без боязни мог называть её своим детищем. Но ещё один фильм мог погубить весь предыдущий успех. «Не дай бог, сиквел провалится. Тогда люди ещё раз посмотрят первую часть и скажут: «Ну конечно, там же был Брандо!» — размышлял Коппола. — Определённо, если бы я обратился к актуарию [92] по поводу карьеры, для поддержания творческого здоровья он прописал бы мне режим воздержания от любых продолжений».

Наконец, Бладорн уговорил его стать если не режиссёром-постановщиком, то хотя бы продюсером фильма и курировать его производство. Он даже предложил Копполе самому выбрать режиссёра. Месяца через три Коппола позвонил Эвансу:

— Я нашёл парня.

— Кто это?

— Мартин Скорсезе.

— Кто угодно, только не он! Очень неудачный выбор. Только через мой труп!

Тогда Коппола отправился к Бладорну и заявил:

— Больше я с этими людьми работать не могу. У них один ответ — «нет». Они меня достали!

— Тогда ставь фильм сам.

Как-то утром Коппола завтракал с Бартом и завёл такой разговор:

— Пойми, ну неинтересно мне делать кино вроде «Крёстного отца». Я хочу делать своё, понимаешь, своё кино, даже если придётся снимать на «Супер-8». Попытка вновь вернуться к этой «семье» окажется пустой затеей. Одна лишь мысль о том, что придётся опять работать над огромным и дорогим фильмом, под диким давлением, с кучей людей, которые будут указывать, что и как делать, тут же возвращает меня на два года назад, в атмосферу горечи и унижений.

— Зато ты сможешь заработать столько, что хватит на самостоятельную работу.

Коппола до сих пор был зол на Эванса и продолжал отказываться.

— Я устал. Сначала я делаю то, что меня просят, даже умоляют сделать, а потом те же люди на меня и нападают. Вот почему я люблю готовить: хорошо потрудишься на кухне и все довольны, никто не скажет: «Что-то у тебя риготони плесенью отдают».

— Хорошо, ну а кто, по-твоему, был главной звездой «Крёстного отца», а? — начал «разводить» режиссёра Барт. — Разве Брандо или Пачино? Нет, звездой фильма был ты. А сколько, по-твоему, должна получать звезда?

— Миллион долларов, — моментально сориентировался Коппола.

— Хорошо, если я добьюсь у компании миллионного гонорара за сценарий и режиссуру, ты согласишься?