Женщина-VAMP - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Микулина cтр.№ 88

Интересно… Полюбив человека, я так сильно изменилась: научилась бояться, переживать, плакать. Начала ощущать боль. Интересно… Может быть, это способ снова стать человеком – настоящим, живым человеком, способ, который испокон веков ищут все вампиры? Ну, все порядочные вампиры, которые понимают ужас своего положения и не упиваются преимуществами кровавого бессмертия. Вдруг, если так случится, что вампир полюбит человека и проживет свою любовь к человеку полноценно – до конца, – он сам очеловечится настолько, что его тело опять станет уязвимым?..

И можно будет умереть. От старости или болезни. Как умирают нормальные люди.

Какая интересная, оптимистическая мысль. Как славно было бы, если бы это оказалось возможным. И, похоже, у меня как раз есть шанс проверить свою теорию. Правда, это очень больно. Но ведь в том и весь смысл: больно только тем, кто жив.

Так что я свою боль приветствую. Она показывает, что я на правильном пути. Она придает какой-то смысл моему в остальном совершенно бесцельному существованию.

М-да, это рассуждение – из тех, которыми не стоит делиться с друзьями – ни с Грантом, ни с Серхио. Они сочтут меня умалишенной. И, возможно, будут правы. И это тоже, кстати говоря, интересно. Потому что вампиры ведь не могут по-настоящему сойти с ума. Интересно, безумие – это тоже шаг на пути к обретению человечности?

У меня есть время поразмыслить обо всем этом. Времени у меня сколько угодно. Когда человеку – или вампиру – нечего ждать, он просто властелин времени. К моим услугам вечность.

Вечность… Я слышу в своей голове голос, который говорит мне полушутя, но на самом деле имея в виду что-то важное и серьезное: «Я не уйду. Мне не нужна никакая Герда. У тебя есть лед в холодильнике? Давай сюда – я сложу тебе слово „вечность“. И я слышу свой ответ – я прячусь за шуткой про „сам себе господин и новые коньки“. Я вспоминаю его взгляд – настойчивый, напряженный: словно он не уверен в том, чего ждать от меня. И волну нежности и облегчения в этом взгляде, когда я говорю или делаю что-то ласковое.

Вечность.

Он обещал мне вечность. Я обещала ему вечность.

И я его обманула.

Я сжимаю в кармане свой особенный рыжий каштан. И думаю, как последняя дура, о темно-рыжих волосах, цвет которых он мне напоминает. Я вижу, словно наяву, как он ерошит их пальцами, как глажу их я, какими темными кажутся медные пряди рядом с моей бледной кожей. Я представляю, как они с годами тускнеют, как появляется в них седина. Я представляю себе его глаза – но не такими, как знала их на самом деле, а изменившимися: усталыми, взрослыми, с отяжелевшими веками и морщинками в уголках. Интересно, каким он станет со временем. Как он будет стареть?..

Я никогда этого не увижу. Я никогда его больше не увижу.

Я зажмуриваюсь, борясь с накатившей на меня новой волной боли. Я, конечно, решила про себя, что боль – это хорошо, но ощущение все равно мучительное и справляться с ним непросто. И я не знаю, нужно ли справляться, если боль – это мой способ стать человеком.

Я никогда его не увижу. Не поцелую. Не услышу, как он смеется. Его расспросы, капризы, пристальные взгляды, беспокойство за меня, щедрость, улыбка, смущение, смелость, его молчание и прикосновение его кожи к моей… Все это в прошлом, и не повторится никогда больше. Никогда, никогда, никогда.

От одной этой мысли можно сойти с ума.

И я, похоже, сошла.

Мне и раньше казалось, что я вижу Влада в толпе. Но такого, чтобы мне чудился его запах, со мной пока не случалось. А теперь я ощущаю его очень ясно – так, словно Влад в самом деле рядом со мной. Он кажется таким реальным – в нем очень правдоподобно смешаны запахи его крови, его кожи, его любимого крема для бритья, и сигаретного дыма, и кофе, и мятной зубной пасты, и даже запах отсыревшей на влажном воздухе одежды: потертой кожаной куртки, серой толстовки с капюшоном, джинсов – я точно знаю, каких именно, это его старые синие джинсы с обтрепанными штанинами, у них на заднем кармане пятно зеленой краски (он неудачно сел на скамейку), и запах этой краски не выветривается, сколько штаны ни стирай…

Я сижу с закрытыми глазами и мысленным взором вижу его так ясно, словно он и правда здесь. Кажется, открой глаза – и он будет перед тобой. Что действительно вызывает боль… Может, у меня приступ безумия или просто разыгралось воображение от непреходящей тоски, но с этим надо что-то делать. К примеру, на самом деле глаза открыть – чтобы переключиться.

Я открываю глаза.

Господи, только не это…

Я не сумасшедшая – к сожалению. Мне это не чудится.

Он в самом деле здесь. Стоит передо мной посреди газона, метрах в десяти. Сутулится – как обычно. Руки засунуты глубоко в карманы джинсов. Капюшон толстовки он, конечно, не надел, и на его растрепанных волосах блестят капли дождя.

Он еще больше похудел – осунулся. Под глазами глубокие тени. Губы плотно сжаты. Как будто он не уверен, что с ними станет, если он расслабится, – улыбнутся они, или задрожат, или с них сорвется неловкое слово. Так что он сжимает губы и молчит.

И смотрит на меня.

Я помню его глаза в тысяче разных выражений: нахальными, усталыми, смеющимися, нежными, обиженными, отрешенными, восхищенными, я помню их и серыми, и зелеными… Я даже воображала их красными – как мои. Но такими, как сейчас, его глаза никогда еще не были. Они словно изменили свой цвет – потемнели и приобрели какую-то особую глубину. Смотря ему в глаза, я будто заглядываю в темные воды: они вроде бы спокойны, но под их гладью таится что-то, чему нет названия. Это «что-то» заставляет мое сердце сжаться от страха – за него. Это «что-то» – боль, которая так же мучительна и постоянна, как моя.

Это самые красивые глаза в мире – для меня, по крайней мере. И, видя теперь его взгляд, в котором нет ни упрека мне, ни радости при виде меня, я понимаю, что готова все что угодно сделать, чтобы в них не было больше боли. Я часто ловила себя на мысли, что совершила страшную ошибку, оставив его, – что мое решение не принесло ни ему, ни мне никакой пользы. И всегда отгоняла от себя эту мысль, считая проявлением слабости.

Мне нужно было увидеть его глаза, чтобы понять: я оказалась не права. Ничто на свете – никакая угроза, никакие внешние обстоятельства, даже мои смертельно опасные для него желания, – ничто в мире не должно стоять между нами. Мы должны быть вместе – не потому, что нам так хочется, не потому, что нам от этого легко и приятно… Вовсе нет – это может быть и опасно, и мучительно больно. Мы должны быть вместе потому, что это – наша судьба. Потому, что так устроен мир, возникший вокруг нас из осколков прошлого в тот миг, когда мы впервые поцеловались в полутемном холле моей московской квартиры.

Мне нужно бы сейчас встать и уйти – нужно бы сохранить верность решению, принятому полтора месяца назад, когда я его бросила. Ничего ведь с тех пор не изменилось – я все так же люблю его слишком сильно, все так же мечтаю быть с ним вечно. И все так же могу убить его ради исполнения этой мечты. Ему не следовало быть здесь – он не должен был приезжать. Мне полагается сейчас на него рассердиться. Прогнать… У меня нет никаких причин для радости. Я должна быть в ужасе от того, что он стоит тут, передо мной, и ждет… неясно чего, и с неясным, видимо, чувством.