Карл, герцог - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зорич cтр.№ 98

Он похвалил мою работу и расплатился сразу же. Потом, посмеиваясь, осведомился, отчего у меня такой «измочаленный» вид. Я честно признался, что всему виной вчерашний карнавал и загадочные местные обычаи, которые сперва подвели меня к смертной черте, а потом швырнули в объятия к прекраснейшей из женщин.

– А-а, синьора Гибор! – сально причмокнул Каза. – Она и её друг любили радовать наш город самыми необычайными зрелищами. Вчера было прощание. Они уезжают.

«О, Гибор! Гибор! Как я мог забыть об этом имени, овеянном нормандской древностью!» – мысленно застонал я, а уста мои уже вопрошали:

– Куда, ради всего святого, куда они уехали?

– Они не афишировали свои замыслы, но, судя по постоянным расспросам Гибор о бургундском фаблио, они направились в Дижон.

– Стало быть, они покинули город через западные ворота? – спросил я, уже готовый сорваться на бег.

– Да, видимо да, – пожал плечами Бартоломео Каза. Чувствовалось, что он составил обо мне представление как о человеке взбалмошном и легкомысленном.

Через два квартала я купил поганенькую лошадь и погнал её вскачь к западным воротам. Выехав из города и взобравшись на ближайший горб, я обнаружил вдалеке двух всадников, в одном из которых гибкий стан и гордая осанка выдавали Гибор.

Спустя час я нагнал их.

– Гибор! Твоё имя Гибор! – завопил я так, что сам едва не оглох.

– Слишком поздно, болван, – зло сказал Гвискар. – Мы провели во Флоренции семь сотен и семьдесят семь ночей, и сегодня с первым из лучей солнца истекла последняя. Никто не познал имя Гибор через плоть её. И ты тоже из них – из хладных сердцем и душой развратников, которые не различают между Еленой Прекрасной и падчерицей свинопаса.

И вот, милые дамы и благородные господа, с тех пор прошло пятнадцать лет, а слова Гвискара всё ещё жгут мое сердце."

– И всё? – разочарованно спросила Изабелла.

– Всё, – честно признался Рогир.

– А тебе мало? – спросил Карл у Изабеллы так, что будь даже три раза достаточно, она всё равно бы решила: «мало».

От ужина Рогир, разумеется, отвертелся. Двести четырнадцать пар разноокрашенных глаз были оставлены скучать и сплетничать. Рогир тешился книжицей в своём покое, тогда как другие были в трапезной, тогда как Карл мерял жевательными движениями нерастраченные пустым днем силы. Каждый ход герцогской челюсти был как запятая в перечислении.

Живописцы, менестрели, шпильманы, жонглеры, гадатели, вообще стихопевцы и вообще музыканты, – думалось ему, – нравятся, имеют власть помыкать, соблазнять, водить за нос, пренебрегать и делать немало подобных вещей, совершать такие поступки, на которые достает полномочий только особенным красавцам и принцам крови. Любопытно, что сами они могут быть обладателями сколь угодно любой внешности и пресмыкаться у самого подножия пирамиды иерархий, где-то подле вилланов и тех, кто выделывает кожи.

Вот, предположим, чья-то жена ожидает незнакомца, отрекомендованного мужем как «неплохой музыкант». Гость ещё прыгает через лужи в деревянных башмаках и спрашивает дорогу к дому таких-то, а она уже готова самоотверженно привечать уродство, эту «творческую натуру», а после десерта бескорыстно отдать себя немытой обезьяне, которая, по слухам, знает ноты. Всё равно, как он выглядит и как воняет, главное, чтобы не был рыцарем, клириком или клерком. Притом эта воображаемая «она» согласна не только на урода, но и на любую серую серость – на бесцветные свинячьи глазки, на никакие жесты, на тусклые, бородатые анекдоты. Можно предположить, что если «музыкант» будет хорош собой, то это обрадует даму. Но нет. В этом случае он не получит преимуществ, ему не будет оказано больше почестей, он не будет знать больших привилегий, чем урод. Иными словами, каков он, этот музыкант или художник – женщине безразлично, и если уж она предпочтет одного из них другому такому же – бессмысленны объяснения. Случайность.

Не только Карл, но и добрая половина присутствующих за ужином в этот момент думала о Рогире. Прочие же не делали этого единственно оттого, что повествующие о нем мысли разложились на водород и кислород мгновением раньше, а свежие ещё не успели возникнуть.

– Как его зовут, этого рисовальщика? – Изабелла старательно корпела над курсовой работой по инженерии человеческих душ. Это должно значить, что она как бы не помнит.

– Рогир. Его так зовут.

– Поня-атно.

Но и самим художникам, – возвратился к своим баранам Карл, – и им подобным музыкантам по душе не вполне пригодные для соблазнения дамы. Разве они требовательны к внешности – чтоб не слишком толстая, не слишком носатая? Их излюбленный тип – ветреница, мнимая простушка, неряха. Барышень на выданьи, незамужних девиц c затушеванной пубертатной сыпью на челе, равно как и площадных шлюх они чураются. Желателен в придачу мужчина – хуже, если любовник, идеален муж. Вот с ним-то они на самом деле и водят шуры-муры, когда притворяются, что состоят в связи с их супругой. Приятная перспектива, надо полагать, – Карл взглянул на дверь, из которой вполне мог появиться Рогир, с которым он вполне мог спустя непродолжительное время водить шуры-муры. Следует помнить, когда заказываешь портрет, танцы, гороскоп, микстуру, – Изабелла тоже посмотрела на дверь. Её, понятно, тоже интересует Рогир.

Подобрав юбки, Изабелла выбралась из-за стола, раскрасневшаяся, сытая.

– Знаешь, я к себе. Устала, – сообщила она Карлу.

– Нездоровится?

Изабелла отвергла большинство логичных продолжений («ах да!», «голова такая тяжелая», «глаза сами закрываются»). Это было бы чересчур враньем. Ложь, как и правда, должна отличаться разнообразием, чтобы не приедаться. Это тоже часть курсовой работы.

– Нет. Пойду полежу.

Карл кивнул. Со стороны, с несведущей галерки, могло показаться, что герцог отряжает жену с поручением.

Когда портьера за ушедшей сомкнулась и волнение тканей вполне улеглось, неловкий локоть Карла свалил кубок. Двести четырнадцать пар глаз вперились в одну точку на столе и всем им, как ни странно, хватило и места, и угощения. Просто так глазеть на герцога весь ужин неприлично, но вот ведь – представился повод. Лужа на скатерти, блюдо, распоротое трещиной надвое. Раковые шейки в козьем сыру, те, что на распоротом блюде, волей-неволей разделились на две партии. Те, что спрыснуты старой горечью фалерна, и те, что нет.

Пора! Рогир и Изабелла (отныне Карл будет называть их «они»), наверное, уже начали. Начали что-нибудь. Рогир начал рассказывать (и показывать) Изабелле подробности пребывания во Флоренции, упущенные вчера. Кстати, какое чудное совпадение с именами: Гвискар и Гибор. Хотя понятно, что имена вымышленные. Враньё, как и вся эта история.

Карл встал.

Он тоже с удовольствием дослушает про Флоренцию. Всем всего доброго.

Куда? Разумеется, к Рогиру. Вместе полистаем книгу. Вот, кажется здесь.