Карл, герцог - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зорич cтр.№ 137

Мне показалось, что Доминик не поверил королю, но шотландские гвардейцы по-прежнему стояли с натянутыми луками и по меньшей мере двадцать стрел смотрели Рыцарю-в-Алом прямо в глаза. Доминик ушел, позволив себе сделать шотландцам необъяснимое замечание: «Стрелы надо беречь. Каждая – три часа работы, чтоб вы знали.»

«Очень опрометчиво – уничтожить столько золота», – сказал я Его Величеству, когда мы наконец остались с королем наедине.

«Да, глупее трудно придумать, – король кивнул. – Но прислушаться к словам Доминика стоит. Мне бы не хотелось присоединять эти монеты к казне.»

На следующий день всё вернулось на круги своя, только ле Дэна, злокозненного цирюльника, больше не было. Все в замке вздохнули с облегчением. Мы с Его Величеством спокойно обсудили наши планы. Мой король рассказал мне об одном замечательном человеке, итальянском шевалье по имени Джакопо Пиччинино. У короля с этим кондотьером были когда-то тайные сношения и окончились они тем, что Пиччинино в определенном роде остался должен Франции если не деньгами, так услугами. Поэтому заплатить ему можно будет немного, привезенных ле Дэном монет как раз достанет. «Тем более, – заключил король, – что Пиччинино ни за что не устоит перед такой зловещей красотой. Петух, девиз „Князь мира“ – это очень в его вкусе! У него, представьте, Филипп, на щите изображен черный василиск!»

«Так шевалье Пиччинино не дворянин?» – спросил я, быстро припомнив, что василиск не значится среди благородных геральдических животных.

«Нет, – Его Величество энергично мотнул головой. – Нет. Какой там дворянин!»

Через три месяца в направлении осажденного герцогом Карлом Нейса вышло французское войско. Его вели маршал Обри и Джакопо Пиччинино. Знаменосцем армии Его Величество в знак высочайшей милости поставил Доминика, Рыцаря-в-Алом.

А король Людовик во главе другого войска отправился осаждать Аррас – один из любимых городов Карла Бургундского. Был там и я.

Так же, как Наполеон когда-то дойдет до Аккры и пообломает штыки своих гренадеров об омейядские бастионы, как Александр уже некогда дошел до Пенджаба и безнадежно застрял в болотах, кишащих белозубыми гимнософистами, так летом 1475 года Карл приступил к артистичному и изнурительному обложению Нейса по всем канонам инженерного искусства и бургундского бусидо.

Это означало, что первым делом был задуман и расчерчен лагерь – кочевая и притом улучшенная версия Дижона. Лагерь обставили башнями, пушками, конными заставами, обнесли валом, отхожими местами и кладбищем. В центре лагеря соорудили церковь, рядом с ней устроили ставку, рыночную площадь и лобное место. Жануарий, поплевав на ладони, собственноручно наметил канавками всю внутреннюю планировку in nuce <здесь: в общем (лат.).>. По его замыслу через лагерь, попарно соединяя дюжину ворот, протянулись шесть широких авеню, ориентированных, согласно уверениям Жануария, по всем мировым диатонам.

Карл хмурился. Город-лагерь, похожий в плане не то на плетение паука-крестоносца, не то на колесо со спицами, ему совершенно не импонировал. По поводу «мировых диатонов» он ругался с Жануарием два дня и наконец капитулировал. Капитулировал перед нутряной мудростью одной бывалой маркитантки, которая всуперечь сословной субординации подошла к спорщикам и, искривив кирпично-красное лицо в людоедской ухмылке, пробасила: «Ставьте, баре, хоть как – лишь бы скорее». Мысль была ценная – двадцать тысяч людей и двадцать тысяч братьев наших меньших от вола до сокола третий день мудились в чистом поле за лагерным валом, пока Карл спорил с Жануарием о принципах гармонии.

Словно бы в подтверждение слов безымянной солдатской матери обнаглевшие граждане Нейса устроили громкий кавалерийский налет со свистом и гиком.

На краю бесхозного табора поднялась патлатая колонна дыма. Среди ганзейских наемников темпераментно запричитали: «Цум тойфель, фесь офёс в пропажу, сдохнут кони». Карл сплюнул под ноги, в сердцах бросил Жануарию «Твоя взяла!» и, на ходу нахлобучивая салад, побежал отгонять настырных налетчиков. В той стычке Карл вызвал на честный поединок сына бургомистра Нейса, зарубил его на второй минуте и, окатив харизмой беспокойно перешептывающихся зрителей, предложил всем сложить оружие. Вместо этого немцы обратились в паническое бегство.

Если бы Карл не был истинным рыцарем и не боялся уронить своё достоинство поспешным преследованием, Нейс был бы взят в тот же день. А так – войска долго занимали лагерь, под присмотром Жануария ставили шатры, а потом пели песни, плясали и делили остатки фуража.

Прямоугольник лагерного кладбища принял первых постояльцев. В церкви отслужили две мессы – во здравие герцога Бургундского Карла и за упокой сорока трех погибших с обеих сторон.

После того, как на делегацию бургундских парламентеров у городских ворот вылили ведро дегтя и высыпали мешок перьев, после второго неудачного штурма и после того как батальон швейцарских алебардистов ушел домой, сославшись на невыгодные условия контракта, всем стало ясно, что далекий прирейнский город герцогству ни к чему. Но только не Карлу.

– Моей дочери, сеньоры, – сказал Карл на военном совете, мечтательно смакуя эту до недавнего времени неумопостижимую синтагму – «моей дочери», – нужно оставить доброе наследство. Это мой долг как отца и ваш долг как моих компаньонов по оммажу. Доброе наследство, монсеньоры! А тот клочок земли по мерке десяти воловьих шкур, который в настоящее время являет собой наше герцогство, никак не может быть назван добрым. Всякий, кто возразит мне, что в таком случае область Нейса не стоит мерки и в один воловий хвост, будет слепцом, ибо не видит дальше собственного эспадона. Стоит нам взять Нейс – и мы перережем Рейн. Ниже по Рейну лежат города, которые сейчас получают продовольствие водным путем и которые, стоит нам только захотеть, начнут голодать. После падения Нейса они отдадутся нам без боя, просто так – за кусок хлеба. Итак, «Нейс» означает «Рейн». А «Рейн» означает «Бургундия от моря и до моря».

Карлов генералитет попритих и, не отваживаясь возражать, начал вежливо прощаться.

Всё то же самое они уже слышали в мае. Тогда карловы стратегемы смотрелись привлекательно. Теперь был июль и армия герцога незаметно для глаза, но неотвратимо уменьшилась на четверть. Все быстро посчитали, что в феврале 1476 года при таком ходе дел от всей армии останется один герцог Карл. Поэтому за порогом ставки, под не по-июльски мрачными тучами пошел говорок, что пора начать деликатные намеки через подходящие исторические реминисценции. То есть припомнить десятилетнее троянское сидение Агамемнона и его же кровь на секире Клитемнестры. Поговорить о Гае из рода Юлиев, который страшно подумать до чего довел своими прожектами партию Брута, и в таком духе.

Оставшись наедине с Жануарием, Карл попросил у него помощи. Сам знает какой. Жануарий грустно посмотрел на герцога и сказал, что помогать ничем не будет. Карл может его обезглавить, вот и Раввисант здесь, в лагере, и лобное место давно пустует. Почему, интересно, спросил Карл, ведь Жануарий знает всё и даже мировые диатоны. Не в бирюльки же он играет, в самом деле, на «Сефер ха Зогаре».