– Я ещё появлюсь, – сообщила Молния и отчалила по направлению ко входу. «Наверное, я ей чем—то понравилась, – сделала вывод Номи, – быть может, контрастирующей простотою внешнего облика»…
И вдруг в голове девушки возникла чёткая мысль. «Это было бы очень даже забавно – потерять девственность не с мужчиной.»
Спохватилась она («Что это со мной?!»), и постаралась выбросить феерическую женщину из головы. Заказала скользнувшему к ней киберу коктейль «особо забористый», и невольно прислушалась к достигавшим её ушей обрывкам разговоров, что велись за соседними столиками.
– …уничижительные словечки, которыми мы наши корабли обзываем, – говорила на косморусском взрослая лисица—бетельгейзианка за столиком, расположенным ближе ко входу, – это вроде как дань традиции, этакое ласково—дружеское похлопывание по плечу: старое ты, дескать, корыто, но я тебя люблю, другого ведь не будет… Ведь почти все наши суда – или списанные, или уже настолько старые, что на ходу разваливаются… Гордунам ни за какие эквы новых никто не продаст, из принципа, на металлолом разрежут, а ни за что не продадут… И если кому из нас удаётся купить корабль, находящийся в более—менее приличном состоянии, очень редко – новый, я аж трясусь, так мне завидно… Единственный товар в ОПределах, который мы не можем покупать и продавать когда угодно и как угодно – это корабли. Именно то средство передвижения, которое, собственно, и делает нас вольными… Нам готовы продать что угодно и кого угодно, хоть собственных детей, если мы предложим хорошую цену, но не новые корабли! Я считаю, это всеобщий заговор владетелей, правительств и корпораций против нас…
Номи невольно кивнула, соглашаясь. Вполне вероятно.
– …капиталисты не могут нам простить, что для нас тор—рговля – состояние души, – подхватила мысль молоденькая, ещё совсем рыжая, кирутианка, неуклюже восседающая в кресле напротив фиолетовой лисы, – наслаждение процессом, а не огульная нажива, изматывающая гонка к единственной цели – деньги, деньги, деньги!.. Нас ведь интер—ресует торговля как искусство, а не как ср—редство обогащения…
– Самое ценное для нас – это то, что мы ещё не успели купить и продать, – вступила в разговор крысоидная шиа—рейка, что сидела, повернувшись к Номи узкой горбатенькой спинкой, – философская сущность ценности, я бы сказала, а не то, что по каким—то надуманным финансово—экономическим правилам является материально более ценным, чем рядом лежащее…
– Ну, правила я бы не отбр—расывала, – перебила кирутианка, – их всегда можно повернуть себе на пользу, товар—рка К'низз!
– Ещё бы, товарка Грреф. Вам щупалец в рот не клади, коммерциалистки, враз откусите, – прокомментировал через ретранслятор саллузеянин, пристроившийся в своём передвижном водяном баке у четвёртой стороны столика. – А мне вот ещё что кажется. Многие правительства официально заявляют о своей просвещённой и убеждённой приверженности к так называемым демократическим идеалам, а на практике какают поносом, как человеки выражаются, на эти идеалы. Власть – самый страшный наркотик всех времён, рас и цивилизаций… А у нас, вольных, как ни крути, полная демократия. У каждого свои недостатки, и каждый имеет право на них. Действительно равные среди равных. Будь ты хоть кустом молачча—гридражжа, разница только в стаже пребывания на борту и в профессиональных обязанностях…
Номи удивлённо подумала о том, что «Какое же молачча—гридражжа – куст?!», – и тут её слух переключился на другой столик, расположенный ближе к левой стороне клубного зала.
– …я ему говорю – кроме всего прочего, мы, вольные торговцы, компаньоны ещё и юридически, по межзвёздным правовым законам, а он мне говорит – извини, товарищ, не могу я без неё. Как только годичный срок истечёт, списывай меня подчистую, стану суррогатным торгашом, так уж и быть, но с нею рядом буду…
Рассказывал эту грустную историю устрашающей наружности громадный диппер, и рассказывал он её не кому—либо, а – онО. На косморусском название существа этой расы звучало как «оно», и онО было воистину – оно. Какого пола может быть здоровенная амёба?.. Половых признаков у амёбообразных онО (ударение на вторую «О») не имелось, зато высокий коэффициент интеллектуальности наличествовал, вкупе с мощной смешанной техно—био—генной цивилизацией в родном мире. Также – у них в наличии искреннее недоумение по поводу того, как можно страдать из—за отсутствия рядом кого бы то ни было. Каковое недоумение это конкретное онО и продемонстрировало:
– А твой чиф что, болело, затормозилось, не могло делиться? Проблем—то! Раздвойся, да…
– Мой чиф был парамаут, мужчина. – Диппер почти по—человечьи вздохнул. – Эх—х, студень ты неврубчивый…
Номи улыбнулась. У всех рас – разные проблемы и разный подход к их решению. Но как похожи все расы – никто БЕЗ проблем просто—таки жить не может. Если нету проблем, то обязательно себе на голову чего—нибудь этакое выдумают… а потом будут героически с ним бороться.
– Когда всё развалится, начнётся хаос, и выживут те, кто умеет стрелять, резать, жечь, кто не остановится в раздумье перед выбором: убий – не убий, – говорил на интерлогосе невысокий тощий рыжебородый человек—мужчина. Он сидел ближе к сцене, боком к Номи, в обществе двух приятельниц и приятеля, мальнаранок и зелёного ящера рогвадда. – Мы сейчас запасаем впрок оружие, за оружие можно будет купить всё что угодно…
– Ты так уверен, товарищ, что всё скоро развалится? – спросила одна из подёргивающихся мальнаранок.
– Да, товарка. Уже полтысячелетия, после того, как таукитянские республиканцы прибрали к рукам Земную Империю и быстренько заразились, сами заделались имперцами, не было большой войны. Империя Хо нынче в пике могущества, и это многим не нравится. Многие в открытую проклинают династию, с Тау Кита Семь управляющую доброй пятидесятой частью всех Пределов… Я тут просмотрел кой—какие файлы, и понял, что рано или поздно любую империю начинают донимать исходящие слюной от зависти пришлецы, так называемые варвары… Которых, сами знаете, в Определах тьма—тьмущая, уж на что—на что, а на недостаток малоцивилизованных разумных жаловаться не приход…
– Смотря кого под варварами понимать, слушай! – скрипуче произнёс рогвадд, перебивая рыжебородого пророка всеобщего упадка… и в эту секунду над самым ухом Номи раздался вкрадчивый бархатистый голосок:
– Не желает ли присоединиться к нашей компании юная прелестная девушка?..
Номи повернула голову и узрела изящного, изысканно одетого… нет, не человека, парамаута. Иного выдавали «кошачьи» зрачки. Будь мужчина в очках, Номи приняла бы его за соплеменника. Впрочем, строение половых органов женщин—парамаутин почти не отличалось от строения гениталий женщин—человеков, и хотя генетически две расы не совмещались и совместного потомства родить не могли, парамауты, цитируя Тити:
«…пользуются бешеной популярностью у наших девчонок парнишки эти. Ласковые такие, котики, нежные, и очень, очень изобретательные!».
«Ох, неужто предчувствие меня не обмануло – стать мне сегодня женщиной?!», – спросила себя Номи, ощутив, как замерло… и тут же учащённо забилось, сердечко её.