Тайный меридиан - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 77

Кой любил это море, древнее, недоверчивое и мудрое, как те бесчисленные женщины, которых удерживала в себе генетическая память Танжер Сото.

На его берегах лежит отпечаток веков, думал Кой, глядя на город, о котором писали Вергилий и Сервантес; Картахена прячется в глубине естественной бухты между высокими стенами скал, в течение трех тысячелетий надежно защищавших ее от врагов и ветров. Несмотря на упадок, который чувствовался во всем: в обветшалых и грязных фасадах, в полуобрушенных балконах, в отсутствии всяких попыток восстановить то, что можно еще было восстановить, – впечатление складывалось странное, город словно находился в состоянии войны и разрухи, – но как единое целое с моря он виделся прекрасным, казалось, что в узких его улочках отдаются шаги мужчин, сражавшихся как троянцы, размышлявших как греки и умиравших как римляне. Уже виден был древний замок на небольшой горе над крепостной стеной по ту сторону волнорезов, который защищал вход в порт и подъезды к Арсеналу. Слева и справа от «Карпанты» проплывали старые заброшенные форты Санта Ана и Навидад, пустые бойницы которых, словно глаза слепцов, по-прежнему смотрели на море сурово и угрожающе.

Здесь я родился, думал Кой. Из этого порта я впервые отправился в плавание по книгам и океанам. Здесь я начал ощущать тягу к далекому, неведомому и преждевременную тоску по тому, чего еще и не знал. Здесь я представлял себе, как на шлюпе, зажав нож в зубах, иду на кита, а на носу стоит наготове гарпунер. Здесь я, еще, собственно, ничего не зная о жизни, догадался о существовании того, что называется девятым валом, я понял, что девятый вал где-то поджидает каждого живущего на земле. Здесь я видел надгробные плиты, лежащие на пустых могилах моряков, здесь я почувствовал и осознал, что весь мир – это корабль, который из гавани вышел, но обратного пути у него нет. Здесь, несколько раньше, чем стоило бы, я узнал о тех предметах, которые могут заменить меч Катона и яд Сократа, – о пистолете и пулях.

Он улыбнулся про себя своим мыслям, глядя на Танжер, которая стояла возле якоря, положив руку на штаг с подобранным фоком, и смотрела вперед, на порт, куда «Карпанта» входила на моторе. Пилото в кокпите стоял у штурвала, тут все ему было настолько знакомо, что он бы мог вести свое судно с закрытыми глазами. По правому борту, навстречу им, направляясь из дока Сан-Антонио в открытое море, шел серый корвет Военно-морского флота, молодые моряки перевешивались через борт и не сводили глаз с застывшей, как позолоченная носовая фигура старинного корабля, Танжер. Ветер с суши уже доносил до «Карпанты» запахи недалеких гор, голых, сухих, выжженных солнцем; меж бурых скал здесь растет тимьян, розмарин, приземистые пальмы и кактусы; в иссушенных оврагах на укрепленных каменной кладкой террасах зеленеют фиговые и миндальные деревья. Конечно, тут есть и стекло, и бетон, и сталь, и землечерпалки, и бесконечная цепочка подлых фонарей, марающих своими пятнами берега, но все же – стоит лишь повнимательнее вслушаться в журчание реки памяти – здесь чувствуется душа Средиземноморья: оливковое масло и красное вино, ислам и Талмуд, кресты, сосны, кипарисы, могилы, церкви, закаты, красные, как кровь, белеющие вдали паруса, камни, тесанные человеком и временем, тот единственный предвечерний час, когда все замирает в полной тишине, нарушаемой лишь стрекотом цикад, ночи у костра, сложенного из собранных после прилива дров, медленно взбирающаяся на небо луна, которая заливает своим светом горные вершины, морем островов поднимающиеся над безводной сушей.

А еще сардинки, лавровый лист и маслины, нанизанные на вертел, арбузные корки, тихо покачивающиеся на легкой вечерней зыби, предрассветный шепот гальки, увлекаемой в море обратной волной, красные, белые, синие лодки, вытащенные на берег и лежащие под развалинами ветряных мельниц и серыми кронами оливковых деревьев, желтеющие на оплетенных лозами шпалерах тяжелые виноградные грозди. И тут же, рядом, – застывшие фигуры, их взор прикован к синеве безбрежной, продубленные морем бородатые герои, которым ведомо о том, как гибнут корабли в тех бухтах, что предназначены жестокими богами, чья суть сокрыта мраморным обличьем увечных изваяний, столетиями пребывающих в молчанье сна с открытыми глазами.

– А это что? – спросила Танжер.

Она пришла к нему на корму и показывала куда-то налево, за док Навидад, расположенный рядом с двумя бетонными туннелями, куда в прежние времена заходили подводные лодки. Там, на черном берегу Эспальмадора лежали останки кораблей, которые скоро пойдут на металлолом.

– Это Кладбище безымянных кораблей.

Пилото обернулся к ним. Он прикусил зубами наполовину выкуренную сигарету и смотрел на Коя, в глазах его проплывали тени воспоминаний и в то же время отражение какой-то тревоги, которую он поостерегся высказать. Между сваленными на берег мостиками, палубами, трубами, трапами, наполовину погрузившись в воду своими проржавевшими корпусами, они лежали, словно издохшие, выпотрошенные киты с обнаженными ребрами шпангоутов – стальные листы обшивки уже были срезаны и громоздились на берегу. Сюда вел последний путь, в который отправлялись приговоренные к смерти корабли, уже лишенные имени, номера и флага, чтобы погибнуть под автогеном. Новые планы городской застройки обрекали это кладбище на исчезновение, но пройдут еще месяцы, пока здесь разрежут всех приговоренных, соберут повсюду разбросанные фрагменты их трупов. Кой заметил старый сухогруз, от которого осталась одна корма, наполовину в воде, а две другие трети его затерялись в хаосе ржавого железа на берегу. В этом хаосе можно было различить дюжину якорей, ржавчина с них осыпалась на грязный песок, три трубы, почему-то прекрасно сохранившиеся, еще со следами краски, которой были нанесены цвета арматора, а чуть дальше, возле сторожевой вышки, надстройку старинного, вековой давности пакетбота «Коженевски», давным-давно он был польским или русским, наверное; Кой помнил еще его проржавевший мостик, некогда выкрашенный белилами, прогнившие доски и почти целую рубку, тут он мальчишкой воображал себя моряком, он чувствовал шум машин под ногами, видел впереди открытое море.

В течение многих лет это было его любимое место, оно будило в нем мечты о море, когда он, с удочкой или гарпуном на резинке и ластами, направлялся к волнорезу, или потом, когда помогал Пилото чистить корпус «Карпанты», стоявшей на мелководье у Эспальмадора. Здесь, в бесконечные портовые вечера, когда солнце скрывалось за недвижными скелетами старых кораблей, они с Пилото – вслух или молча – беседовали о том, что кораблям и мужчинам следует достойно кончать свой жизненный путь в море, а не идти на слом на берегу.

Тут между ними разногласий не было. Много позже и очень далеко отсюда, на острове Десепсьон, расположенном южнее мыса Горн и пролива Дрейка, Кой испытал то же чувство, когда высадился на песок этого острова, такой же черный, как и здесь, и увидел тысячи и тысячи китовых скелетов и костей, устилавших землю до горизонта. Из спермацета, который из них добывали, делалось светильное масло задолго до того, как Кой родился; а кости, как насмешка, оставались здесь, в этом странном антарктическом Саргассовом море. Среди китовых останков лежал старинный заржавевший гарпун, и Кой глядел на него с глубочайшим отвращением. В конце концов, правильно назван этот остров – остров Десепсьон, остров Разочарования. Загубленные киты. Загубленные корабли. Загубленные люди. Гарпун всегда попадает в ту же плоть, потому что история – все та же.