Траурная церемония из Минска транслировалась по радио. Затем гроб с останками Кубе доставили на самолете в Германию, где на кладбище Ланквиц состоялись пышные похороны. Правда, фюрер на прощании и похоронах не присутствовал. Теперь в столице рейха траурные мероприятия проводились все чаще.
Но есть еще одна правда военной поры. Теракты подпольщиков, как правило, оборачивались жестокими репрессиями оккупационных властей против населения. Тихими героями этой войны становились ее жертвы.
Статистика потерь, которые немцы получили в своем тылу, позволяет представить масштаб и цену противостояния. В боях пал каждый седьмой партизан и подпольщик. Примерно 7 000 000 мирных граждан погибли в результате бомбежек, артобстрелов и преднамеренного истребления.
Партизаны за годы войны уничтожили, ранили или захватили в плен более 1 000 000 неприятельских солдат и офицеров. В 1943–1944 годах действия партизан все в большей степени координировались с планами Генштаба Красной армии.
В 1941 году в России немцы быстро поняли, что столкнулись с совсем другой войной, нежели это было в Европе. Например, русские точно знали, что офицеры носят коричневые ремни, а солдаты – черные. Снайперы Красной армии и партизаны убивали офицеров одного за другим.
Говорит Петр Брейко, лейтенант Красной армии, командир полка партизанского соединения Сидора Ковпака: «Я за войну расстрелял три полнокровных дивизии немцев. Больше 31 000 человек. Потеряв всего четырех человек. Всего.
Расстреливал полками. Расстреливал за 15 минут. Причем у меня в засаде не участвовало никогда больше одной роты. Причем расстреливал только в походной колонне. Немцы даже не успевали сделать ни одного ответного выстрела. Они просто умирали».
Махина войны набрала такие обороты, что ее, казалось, не остановить. Однако летом 1943-го на Восточном фронте назревали события, которым суждено было переменить ход войны.
Линия фронта протянулась от Баренцева до Азовского моря, в районе Курска огромным выступом протяженностью 550 километров угрожающе вдавилась в расположение немецких войск. Это и есть та самая Курская дуга, где лоб в лоб должны были столкнуться главные наступательные силы вермахта и Красной армии. Почти 2 000 000 солдат, тысячи орудий, самолетов и танков изготовились на направлении главного удара в напряженном ожидании схватки.
Немецкий танк «Пантера»
Генералу армии Ватутину, как уже бывало в 1941 и 1942 годах, предстояло сразиться с фельдмаршалом Манштейном. Танкам «Т-34» немцы противопоставили опыт, новейшие «Тигры» и «Пантеры» и противотанковые орудия.
С танками «Т-34» гитлеровцы уже были знакомы. С заранее подготовленных позиций им удавалось отражать атаки русских танкистов. У «Т-34» был один недостаток: когда немцы выбивали командирский танк, все остальные оставались без связи. Кроме того, чтобы остановить танки, немцы использовали 88-миллиметровые зенитные орудия, которые легко пробивали броню «тридцатьчетверок».
А вот наша 76-миллиметровая пушка, стоявшая тогда на танках, не пробивала броню немцев. Поэтому танкистам было необходимо на максимальной передаче ворваться в боевые порядки врага и стрелять по бортам.
Экипажи, первыми шедшие в атаку, по сути, становились смертниками. К исходу второго дня боев 2-й танковый корпус СС получил приказ захватить Прохоровку и развивать наступление на Курск.
«Т-34» – гордость советского танкостроения
12 июля на Прохоровском поле разгорелась настоящая танковая сеча. До позднего вечера слышался несмолкаемый гул моторов и лязг гусениц. То и дело танковые башни взлетали в воздух от прямых попаданий, их отбрасывало буквально на десятки метров. Из-за дыма и гари уже невозможно было отличить своих от чужих. Горели сотни танков и самоходных орудий. Прохоровское поле превратилось в гигантское кладбище бронетехники.
17 июля немцы начали отступление. Почему? Дело в том, что мы сумели за пять дней из 500 подбитых танков вернуть в строй 250 машин. А немцы из потерянных 400 – ни одного. Для ремонта немецкие танки грузили на платформы и отправляли в Германию, на заводы.
Вспоминает Герд Шнайдер: «Когда мой отец, генерал Шнайдер, был еще в Курске, он получил приказ Гитлера удерживать город до последнего. Однако ему было ясно: если 4-я танковая дивизия останется в Курске, она погибнет. Тогда он приказал своим войскам покинуть город, а сам со штабом остался, чтобы иметь возможность докладывать, что он все еще в Курске. Он оставил город в последний момент».
50 дней сражений на Курской дуге окончательно изменили ход войны. На Восточном фронте германская армия теперь будет только отступать. Однако радость победы одних и горечь поражения других немилосердно уравняются по обе стороны фронта сотнями тысяч похоронок и эшелонами раненых в невиданных доселе количествах. Казалось, что уже нет слез оплакать погибших и сил спасти пострадавших. Но это только казалось.
В эту войну в отличие от прошлых одним из основных резервов пополнения действующих армий стали вылеченные раненые. Военные медики под огнем, рискуя жизнью, выносили их с поля боя, оперировали под артобстрелами и бомбежками.
Лейтенант Карл Клауберг был ранен трижды. В 1942-м из-под Сталинграда его эвакуировали в тыловой госпиталь в Германии: «После операции я очнулся в санитарном поезде. Стонал от боли. Вдруг кто-то сказал: «Замолчите. Вы офицер и должны стойко переносить боль». Я ответил: «Откуда вам знать, что такое боль?» Все вокруг вдруг зашикали на меня: «Замолчи, ведь это генерал Зауэрбрух». Генерал оказался самым знаменитым немецким хирургом».
Вспоминает Мария Гусева, старший сержант медицинской службы в медэскадроне кавалерийской дивизии: «Раненый поступает. Когда его с машины снимаешь, жгут наложен прямо поверх шинели. А что у него там делается под этим рукавом? Не то сквозное ранение, не то там болтается кость. Несешь его, а у него кровь струйкой капает. И вот эта кровь, пресыщение кровью, просто одурманивало. Не знаешь, куда деваться от нее. Прямо голова идет кругом».
Военно-санитарные поезда под бомбежками увозили массы раненых подальше от фронта.
Челябинск, как и многие другие города, в дни войны превратился в город милосердия. В здании школы размещался эвакогоспиталь № 1722. К началу войны госпитали Красной армии были рассчитаны на 35 500 мест. По плану мобилизации медицина в тылу должна была готовиться к десятикратному увеличению числа раненых. Однако реальный масштаб эвакуации пострадавших превзошел все расчеты. Только в тыловых госпиталях количество коек пришлось довести почти до миллиона. Здесь и на фронте спасением раненых и восстановлением их здоровья были заняты 700 000 медиков.