Королева Юга - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 96

Единственный, кто всегда находился рядом с ней, героически перенося качку, — Поте Гальвес. Тереса любила эти долгие плавания в одиночестве, дни, когда не звонил телефон и она могла вообще не разговаривать.

Могла сидеть ночью в рубке рядом с капитаном (его, бывшего моряка торгового флота, нашел доктор Рамос, и он понравился Тересе именно своей немногословностью), браться самой за штурвал в плохую погоду, отключив автоматику, или проводить солнечные, спокойные дни в шезлонге на корме, с книгой в руках или глядя на море. А еще она любила сама возиться с двумя турбодизельными двигателями «МТУ»; их мощь — тысяча восемьсот лошадиных сил — позволяла «Синалоа» идти со скоростью тридцать узлов, оставляя сзади прямую, широкую и мощную кильватерную струю. Тереса нередко спускалась в машинное отделение (волосы заплетены в косы, лоб обвязан платком) и проводила там целые часы, независимо от того, где находилось судно — в порту или в открытом море.

Она знала двигатели до последней детали. А однажды случилась авария (при сильном восточном ветре, с наветренной стороны от Альборана), и она четыре часа проработала там, внизу, вместе с механиком, вся в смазке и машинном масле, ушибаясь о трубы и переборки, пока капитан старался удержать яхту на месте, чтобы ее не снесло в море и не расшибло о берег, и в конце концов поломку устранили. На борту «Синалоа» Тереса добиралась до Эгейского моря и Турции, до юга Франции, до Эолийских островов через пролив Бонифация, а нередко отдавала приказ взять курс на Балеары. Ей нравились бросать якорь в спокойных бухтах северной части Ибисы и Майорки, почти пустынных зимой, и у песчаной косы, тянущейся между Форментерой и Лос-Фреус [74] . Там, напротив пляжа Де-Лос-Трокадос, у нее недавно произошла встреча с папарацци.

Двое фотографов, постоянно крутившихся в Марбелье, узнали яхту и приблизились к ней на морском велосипеде, чтобы сфотографировать Тересу; Поте Гальвес погнался за ними на надувной лодке, которая была на борту. Результат: пара сломанных ребер, очередная миллионная компенсация. Но, даже несмотря на это, фотография появилась на первой полосе газеты «Лектурас». Королева Юга отдыхает на Форментере.

* * *

Она неторопливо возвращалась. Каждое утро, даже в редкие ветреные и дождливые дни, она совершала прогулку по песчаному берегу до Линда-Висты, одна. На холмике возле реки она разглядела одинокую фигуру Поте Гальвеса, наблюдавшего за ней издали. Ему запрещалось сопровождать ее во время этих прогулок, и он оставался на месте, не теряя ее из виду: неподвижный часовой на расстоянии. Преданный, как пес, беспокойно ожидающий возвращения хозяйки. Тереса улыбнулась про себя. Между нею и Крапчатым со временем установилось некое молчаливое взаимопонимание, как между двумя сообщниками, связанными прошлым и настоящим. Его характерный синалоанский выговор, манера одеваться, вести себя, носить свои обманчиво тяжелые девяносто с лишним килограммов, его вечные сапоги из кожи игуаны и его индейское лицо с густыми черными усами — уже достаточно долго прожив в Испании, Поте Гальвес выглядел так, словно только что вышел из какой-нибудь кульяканской таверны — значили для Тересы больше, чем она готова была признать. В действительности бывший наемный киллер Бэтмена Гуэмеса был последней ниточкой, связывавшей ее с родной землей. Общая ностальгия, не требующая аргументов. Воспоминания — хорошие и плохие.

Что-то до боли родное, проскальзывающее в слове, жесте, взгляде. Тереса одалживала ему кассеты и компакт-диски с мексиканской музыкой — Хосе Альфредо, Чавела, Висенте, «Лос Туканес», «Лос Тигрес» и даже замечательные записи Лупиты Д’Алессио: «Я стану твой подругой, я стану тем, что захочешь, я стану тем, что попросишь», — и, проходя под окном комнаты, которую занимал Поте Гальвес в конце дома, всякий раз слышала эти песни. А иногда она сидела в салоне, читая или слушая музыку, и синалоанец задерживался на мгновение на почтительном расстоянии, в дверях или в коридоре, прислушиваясь или глядя на нее бесстрастным, пристальным взглядом, который у него равнялся улыбке. Они никогда не говорили о Кульякане, о событиях, заставивших пересечься их пути. О покойном Коте Фьерросе, уже давно ставшем частью фундамента коттеджа в Нуэва-Андалусия. Лишь однажды обменялись несколькими словами обо всем этом. В сочельник Тереса отпустила прислугу — горничную, кухарку, садовника и двух доверенных телохранителей-марокканцев, обычно стоявших на посту у дверей дома и в саду, — и, надев передник, сама приготовила чилорио [75] , фаршированного краба, запеченного на решетке, и кукурузные тортильи и сказала киллеру: приглашаю тебя поужинать по-нашему, Крапчатый, в конце концов, Рождество — это Рождество, давай, иди скорее, а то остынет. И они сидели в столовой с зажженными свечами в серебряных канделябрах — по одной на каждом углу стола, — с текилой, пивом и красным вином, молча, слушая музыку Тересы и другую, типично кульяканскую, крутую, которую Поте Гальвесу иногда присылали с родины. «Педро, Инес и их проклятый серый фургончик», «Травка», «Медальон на шее», «Баллада о Херардо», «Быстрая „Сессна“», «Двадцать женщин в черном». «Они ведь знают — я из Синалоа, — тихонько подпевали они вместе, — не стоит мне бедою угрожать». А когда под конец Хосе Альфредо запел «Балладу о белом коне», любимую песню Поте Гальвеса, он слушал ее, опустив голову и время от времени кивая, будто соглашаясь с певцом, она сказала: далеко же нас, черт возьми, занесло, Крапчатый; и он ответил: чистая правда, хозяйка, только уж лучше слишком далеко, чем слишком близко. Некоторое время он сидел задумчиво, глядя на свою тарелку, потом поднял глаза:

— Вы никогда не думали вернуться, донья?

Тереса посмотрела на него так пристально, что киллер неловко заерзал на стуле и отвел взгляд. Открыл было рот — может, чтобы извиниться, — но Тереса с легкой, словно откуда-то из дальнего далека, улыбкой пододвинула ему бокал вина.

— Ты же знаешь, мы не можем вернуться, — сказала она.

Поте Гальвес поскреб ногтями висок.

— Ну, однако, я-то нет, конечно. А у вас есть средства. У вас есть связи и деньги… Уж наверняка, захоти вы, устроили бы все наилучшим образом.

— А что ты будешь делать, если я надумаю вернуться?

Киллер снова уставился в свою тарелку, нахмурившись, будто такая мысль раньше не приходила ему в голову.

— Ну, однако, не знаю, хозяйка, — не сразу произнес он. — Отсюда до Синалоа куда как далеко, а до возвращения мне, скажу я вам, еще дальше. Но вы…

— Забудь об этом, — покачала головой Тереса, окутанная сигаретным дымом. — Мне совсем не хочется проводить остаток жизни, окопавшись в Чапультепеке и все время оглядываясь через плечо.

— Это уж точно. Но жалко-то как, а? Ведь дома-то до чего хорошо…

— Кто ж спорит…

— Это все правительство, хозяйка. Не будь правительства с политиками, да не будь еще этих гринго за Рио-Браво, ох, как бы там жилось… И даже не надо бы ничего, ну, вот ничегошеньки из всего этого, верно?.. Прожили бы на одних помидорах.