– А у нас наконец-то появились зрители! – улыбнулся Лео.
– Погоди, ты ведь, кажется, что-то говорил про «скромную аудиторию», – напомнила Грейс. – Значит, фанаты все-таки есть?
– Вот именно – аудитория очень скромная, – проговорил Колум и потянулся за гитарой. Инструмент стоял прислоненным к креслу. – Исчисляется… дайте подумать… десятком человек.
– Всего десять? – нахмурился Генри.
– Точно.
Колум положил гитару на колени.
– Да, не много.
– Верно, – согласился Лео. – Но теперь, когда нас посетили ты и твоя мама, наша популярность сразу выросла – подсчитай сам! К счастью, толпы орущих поклонников нам и не требуются. Музыкой мы занимаемся совсем не для этого.
– Да, повезло, – рассмеялась Лирика.
– Мы играем из любви к искусству.
– А некоторые из нас – для того, чтобы нравиться девушкам, – прибавил Рори.
Похоже, последний пункт Генри по-настоящему заинтересовал.
– Не хочу огорчать, но девушки, которые нравятся тебе, на выступления струнных коллективов не ходят, – возразила Лирика.
– Значит, вы квартет? – уточнил слегка удивленный Генри.
– Скорее группа, – ответил Лео. – Строго говоря, любую группу, играющую исключительно на струнных инструментах, можно считать струнной. Таким образом, квартет тоже можно считать струнной группой.
– Ну да, конечно, – со свойственным только подросткам презрением бросил Рори.
– Но мы, конечно, играем блюграсс, ирландскую и шотландскую музыку. Иногда ее еще называют этнической музыкой. Генри, ты когда-нибудь играл этническую музыку?
Генри покачал головой. Грейс представила, что сказал бы на это Виталий Розенбаум, и едва не рассмеялась в голос.
– В Нью-Йорке этника сейчас не в моде, – вместо этого сказала она. Грейс расположилась в свободном кресле рядом с камином и, отодвинувшись подальше от камина, положила ногу на ногу.
– Ничего подобного, – возразил Колум. – Как раз таки в Нью-Йорке этника сейчас очень популярна. В основном, конечно, в Бруклине, но наши уже начинают понемногу захватывать Манхэттен. Взять хоть музыкальный бар «Пэдди Рэйлли’с» на Двадцать девятой улице. А «Брасс Манки»? Когда бываю в Нью-Йорке, в воскресенье вечером непременно захожу в один из них. У них там полная свобода, любой может выйти на сцену и сыграть.
– Правда? – произнесла Грейс. – А я и не знала. Наверное, просто не слежу за новостями в мире этнической музыки.
Лео, направлявшийся на кухню, на ходу прокомментировал:
– Этника сейчас попала в струю.
– Тогда понятно, почему я не в курсе. Сама, к сожалению, отнюдь не в струе.
– Что значит – «попала в струю»? – озадачился Генри, и Рори весьма любезно принялся объяснять ему значение этого выражения.
Грейс пошла на кухню и помогла Лео расставить на столе блюда для ужина. Вместе с курицей «Марбелья» предполагалось подать большую порцию салата, запеченную желудевую тыкву, в половинках которой виднелись маленькие лужицы расплавленного сливочного масла, и две буханки хлеба «Анадама».
– Хороший у тебя сын, – сказал Лео.
– Спасибо. Полностью согласна.
– По-моему, наше направление его заинтересовало. А тебе как кажется?
– Мне кажется, вы ради третьего скрипача в группу на все готовы.
Лео отложил нож, которым резал хлеб, и улыбнулся Грейс.
– Может быть, – произнес он. – Но даже если не сумею уговорить твоего сына забросить классическую музыку и перейти на сторону зла, от своих слов все равно не отказываюсь – он у тебя отличный парень.
– Да, – снова подтвердила Грейс. – Это даже не обсуждается.
Наконец угощение было готово. Гости пришли на кухню, положили себе полные тарелки и вернулись обратно к камину, где осторожно устроились рядом со своими инструментами. Генри не смог удержать ровно тарелку с запеченной тыквой – впрочем, это было несложно – и масло перелилось через край. Грейс поспешила за бумажным полотенцем.
– Курица – объедение, – сказал Колум, когда она вернулась. – Сами готовили?
– Нет. Купила в Грэйт-Баррингтоне, в «Гвидо». Я, правда, тоже умею готовить это блюдо, но в «Гвидо» туда кладут какой-то особый ингредиент, но мне так и не удалось разгадать какой. У них курица получается гораздо вкуснее. Вот бы и мне узнать секрет. Наверное, используют какую-нибудь приправу.
– Может, душицу? – предположил Лео.
– Нет. Я тоже добавляю душицу.
– Знаю – рисовый уксус, – сказала Лирика. – Совсем чуть-чуть, но чувствуется. Точно, тот самый вкус.
Грейс замерла, не донеся вилку до рта, и уставилась на свою порцию.
– Правда?..
– Попробуйте сами, – предложила Лирика.
Грейс попробовала, стараясь при этом поточнее припомнить вкус всех блюд, куда добавляют рисовый уксус, – суши, пекинская капуста нала, маринованные огурцы по-японски. Не успев взять в рот вилку, Грейс сразу почувствовала этот характерный привкус, на который раньше не обращала внимание.
– Надо же! – восхитилась Грейс. – В самую точку!
По непонятной привычке это маленькое открытие привело ее в восторг. Обрадованная Грейс окинула взглядом собравшихся.
– Значит, работаете в Грэйт-Баррингтоне? – спросил Колум.
– Я психолог. Сейчас собираюсь перенести практику в Грэйт-Баррингтон.
– А сейчас в Портер-центре работаете? – поинтересовалась Лирика. – У одной моей коллеги дочка лечилась там от пищевого расстройства. Специалисты ей жизнь спасли.
– Нет, у меня частная практика, – возразила Грейс. – Но моя подруга из Нью-Йорка там большая начальница. Мы с ней вместе выросли. Сейчас живет в Питтсфилде. Зовут Вита Кляйн.
– Как же, знаю Виту Кляйн! – оживился Лео. – Несколько лет назад выступала с лекцией в Барде. Говорила о влиянии социальных сетей на подростков. Потрясающая женщина.
Грейс кивнула, ощущая нечто вроде гордости, хотя речь шла не о ней. Как приятно снова гордиться Витой.
– А что ты делал на лекции про подростков и социальные сети? – подозрительным тоном уточнил Рори.
Лео пожал плечами и принялся намазывать масло на хлеб.
– Между прочим, у меня тоже ребенок подросткового возраста. И этот самый ребенок недавно заявил, что, если я хочу с ней общаться, лучший способ – разместить сообщение у нее на стене, или что-то в этом роде. Причем сообщение мое смогут прочитать ее так называемые «друзья» – всего триста сорок два человека. Ничего не скажешь, хорошенький разговор по душам получится. А еще, когда в последний раз проверял, у Рамоны там было семьсот лайков… Или эти штуки как-то по-другому называются? Запутался.