К югу от Вирджинии - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Бочков cтр.№ 8

Из показаний А. В. Свистунова».

Полина наугад вытащила лист из середины.

«… мы не знали, куда их отправляют. Моего брата, Глущенко Ивана, Хорунжий застрелил сам. Полицаи, Солод и Наконечный угнали корову и подожгли хлев. Когда мой дед, Глущенко Сидор, пытался потушить огонь, Наконечный ударил его вилами и убил».

Другой лист был ксероксом газетной статьи.

«Обеспечивая «новый порядок», полицаи на стенах домов, на столбах, на всех видимых местах наклеили объявления, призывающие всех евреев, коммунистов и комсомольцев явиться для регистрации в районную комендатуру. Весь домашний скот, имевшийся в личном хозяйстве, был взят на учет в сельской управе.

В селе был введен комендантский час, было запрещено собираться группами. Все это сопровождалось угрозой: за неповиновение – расстрел».

После обеда Полина принесла две пустых коробки. На одной написала фломастером «jews». Подумав, затушевала и вывела сверху русской прописью «евреи». Другая коробка осталась без названия.

В пять часов в коридоре захлопали двери, кто-то басовито заржал. Потом все стихло. Полина прошла по коридору, заглянула в пустой кабинет Бетси. В соседнем кто-то с чувством ругался по телефону, очевидно, с женой. Полина, стараясь не топать, вернулась к себе, сунула мобильный в сумку и выскользнула на лестницу.

Возвращаться в Бронкс не хотелось. На Бродвее вовсю бурлила вечерняя толкотня, проезжая часть была забита желтыми крышами такси. Клерки, юристы, банкиры, секретарши, сменив туфли на кроссовки и кеды, ловко избегая столкновений, обгоняли друг друга, умудряясь при этом пить кофе и болтать по телефону. Полина подумала, что надо будет и ей оставлять туфли в редакции.

Она по привычке направилась вверх, в сторону Колумбии, потом вдруг развернулась и пошла на север, к Таймс-Сквер. Веселый негр с бритой, удивительно гладкой, словно отполированной, головой торговал с лотка соломенными шляпами разнообразных фасонов. Он балагурил, зазывая прохожих, и дымил толстой сигарой. Полина вспомнила девчонку из Бронкса, как же ее звали? Ту, в соломенной шляпе с лентами.

– Миледи! – не вынимая сигары, прорычал негр. – Для вас – невероятная скидка! Пятьдесят процентов, – он подмигнул всем лицом.

Полина смутилась, взяла в руки первую подвернувшуюся шляпу, покрутила.

– Нет! – негр возмущенно всплеснул руками. – Вот! Парижский шарм и венский шик!

Он протянул ей шляпу из черной соломки с узкими полями и алой атласной лентой вокруг тульи. Полина поглядела в зеркало – вылитый черный гриб.

Полина зашла за ключом, Дорис записывала что-то в книгу за конторкой, подняла голову и хлопнула себя по ляжкам:

– Ух ты! Это что, там униформа у евреев такая?

Полина засмеялась.

– Ничего смешного. Это надо обмыть. – Дорис подняла загородку, мотнула головой: – Заходи.

Первая комната, тесная, с затхлым чесночным духом, совмещала кухню и гостиную. В углу беззвучно работал телевизор. Дверь во вторую комнату была раскрыта настежь, там виднелась растерзанная постель, из которой расползались по ковру чулки и еще что-то из нижнего белья. Дорис выудила стаканы, щедро плеснула бурбон. Протянула один Полине. Она осторожно отпила.

– Ну-у, что это? – разочарованно протянула Дорис. Полина выдохнула и допила до дна.

– Вот это другое дело! – обрадовалась Дорис и тут же налила еще.

Полина, аккуратно прицеливаясь, стряхивала пепел в пустую бутылку из-под содовой, Дорис попросила закурить, но сразу же закашлялась и, матерясь, придушила окурок в раковине.

– Я не знаю, наверное, я сама виновата. – Полина с благодушной печалью развела руками.

– Это – карма! – строго заявила Дорис. – С женатым мужиком зачем связалась?

– Ну, я ж не знала… Откуда мне… – она махнула рукой и засмеялась. – Что, у него там написано? Что он женатый!

Дорис тоже засмеялась. Полина сидела в кресле, ей казалось, что угол комнаты, где моргал немой телевизор, медленно поднимается. Как нос лодки, если сесть на корму. Она отхлебнула бурбона.

– Я просто с детства такая. У меня никогда и подруг-то не было, все эти барби, принцессы… Я с мальчишками дружила. Ну а в старших классах вся эта дружба можешь представить, во что вылилась. Я ж не думала, дура, что для них… – Полина сделала глоток, сморщилась. – Ну и дрянь… Поэтому я и хотела из Нью-Джерси вырваться. Не могла я там оставаться, в этой дыре! Понимаешь? Меня знаешь как в школе дразнили?

Все стены в комнате были увешаны фотографиями Джага. Одни в рамках, другие были просто приклеены к обоям липкой лентой. В военной форме на фоне флага Джаг выглядел застенчивым здоровяком, из молчунов, на которых так хочется положиться в сложной ситуации. На других, любительских снимках он позировал на фоне уродливых военных машин, на фоне тощих пальм, каких-то дымящихся руин, на фоне плоской желтой пустыни. Везде Джаг выглядел лет на десять моложе Дорис, Полина хотела спросить об этом, но передумала. Ей пришло в голову, что она никогда никого не будет ждать с такой страстью. От этого стало грустно, она вздохнула, с трудом выбралась из кресла.

Они вместе вышли на темную улицу. По эстакаде с ревом пролетел мотоцикл. Дорис протянула ей ключ и кивнула. Полина, покачиваясь на каблуках, направилась к номеру. Повернулась.

– Как ту девчонку звать?

– Какую?

– Ну, ту, в шляпе? С лентами? Она про ангелов еще говорила.

Полина кивнула в сторону склада. Дорис махнула рукой, пошла к себе. Не поворачиваясь, крикнула:

– Все, спать! Спать!

Коробки наполнялись равномерно. Спорные документы, где речь шла о коммунистах, партизанах, комсомольцах, а евреи только упоминались, Полина тоже отправляла в «еврейскую» коробку.

Голые факты, конторский сухой язык, списки расстрелянных, повешенных, списки отправленных в концлагеря и угнанных в Германию казались Полине архивной древностью, историей, вроде кровавой экспедиции Кортеса или Крестовых походов.

Ровно в двенадцать она спускалась вниз, покупала итальянский сандвич, банку колы и шла в Риверсайд Парк. Там она устраивалась на рябой от солнечных пятен траве, открывала Бунина в потертом переплете, лениво жевала, изредка поглядывая на резвых белок, суетливо снующих по деревьям. Иногда любопытный спаниель или терьер подскакивал к ней, тыкался черным носом в ногу, радостно фыркал, здороваясь, и тут же бежал дальше по своим собачьим делам. Сквозь просветы в листве проплывал острый парус яхты или рыжий бок баржи, вода Гудзона не была видна с травы, и Полине казалось, что кто-то тянет эти летние декорации для создания хорошего настроения. Без пяти час Полина снова сидела в своей кладовке на углу Бродвея и Восемьдесят Первой.

В редакции к ней относились по-доброму, но соблюдая дистанцию – всем было известно, что у нее трехмесячный контракт. Бетси не докучала, лишь изредка заглядывала проведать. Полина кивала на коробки, Бетси улыбалась, щурила темно-карие глаза и тихо притворяла за собой дверь. Сортировка подходила к концу, Полине самой хотелось поскорей заняться переводом.