— Для новой кредитной карточки.
— Для новой карточки! — Эйб шлепнул себя по щекам обеими руками, драматически заколыхался. — Ой! Зачем я тебя уговаривал? По-настоящему на иглу сел!
Джек рассмеялся:
— Можно фургон еще раз позаимствовать? Встречаюсь вечером с заказчиком в Элмхерсте.
— Надеюсь, никто не собирается в тебя стрелять? Чтобы дырок в машине не понаделали.
— Да нет. Просто разведка. Дойдет до дела, возьму чего-нибудь напрокат.
Не хочется, чтоб номера Эйба были замечены рядом с местом преступления.
4
— Это он? — спросил Джек, сидя в кустах на корточках за двухэтажным колониальным особнячком с центральным залом в квартале для среднего класса в Элмхерсте.
Рядом пристроился Оскар Шаффер. Это была их вторая встреча. Раньше обсудили предварительные условия, теперь отрабатывали детали.
— Угу, — подтвердил Шаффер, заглядывая через застекленную дверь в гостиную. Хозяин дома представлял собой здоровенного мужика ростом полных шесть футов четыре дюйма, со стриженными ежиком рыжими волосами, круглой физиономией, узкими голубыми глазами, с увесистой резиновой дубинкой, висевшей на боку на брючном ремне. — Он самый, Гас Каслмен, грязный, поганый, гнусный ублюдок, избивающий мою сестру.
— По-моему, такое случается сплошь и рядом.
Его не впервые просят заняться избивающим жену мужем. Он вспомнил сестру Хулио. Муж без конца набрасывался на нее с кулаками. С этого и началось знакомство с Хулио. С тех пор они подружились.
— Да? В нашей семье никогда ничего подобного не было. До сих пор, по крайней мере.
В гостиную вошла хрупкая худенькая женщина-мышка с волосами на несколько тонов светлее естественного.
— А это, как я понимаю, ваша сестра.
— Сейл, бедняжка.
— Хорошо, — сказал Джек. — Теперь я их знаю, давайте убираться отсюда.
Украдкой двинулись вдоль шестифутового кедрового частокола, отделявшего двор Каслменов от соседнего, что очень даже неплохо для дела. Еще плюс: ни детей, ни собаки, двор окружен деревьями, высокими кустами. Идеально для наблюдения.
Выглянув и убедившись, что на улице пусто, они с Шаффером вернулись на тротуар, прошли два квартала до стоянки у темной заправки, где оставили машины. Уселись на передних сиденьях темно-зеленого «ягуара» с откидным верхом.
— Не самый приятный интерьер для встречи, ну ладно.
«Ягуар» внутри кажется новеньким. Кожаная обивка мягкая, масляная. Яркий белый свет ртутного фонаря на ближайшем уличном столбе лился в ветровое стекло, падая на колени.
Оскар Шаффер — известный застройщик, но не похож на Дональда Трампа
[13]
. Во-первых, постарше — под шестьдесят, как минимум, — во-вторых, потолще. Круглое лицо с темными волосами сверху и вторым подбородком снизу. Один из крупнейших землевладельцев на Лонг-Айленде, о чем слишком любит напоминать. Богатый, хоть с Трампом не сравнится.
И потеет. Интересно, потеет ли Дональд Трамп? Испарина, может быть, выступает на лбу, но чтоб потел, невозможно представить.
Шаффер вытащил из кармана белый носовой платок, вытер пот. Наверно, начинал простым рабочим-строителем, подрядчиком, потом стал сколачивать деньги, принимая заказы на строительство домов. В речи до сих пор слышатся уличные отголоски, несмотря на такие словечки, как «интерьер». И носовой платок при нем. Не припомнишь ни одного знакомого, который носил бы при себе платок — у кого имелся бы носовой платок.
— Никогда не думал, что с Селией может такое случиться. Она...
Голос дрогнул, прервался.
Джек ничего не сказал. Сейчас время слушать, помалкивать. Только так можно по-настоящему понять заказчика. Он еще не решил, стоит ли браться за дело Шаффера, не разобрался в своем к нему отношении. Может быть, просто имеет о себе чересчур высокое мнение.
— Ничего не пойму. Гас был очень славным парнем, когда за ней ухаживал. Мне понравился. Бухгалтер, белый воротничок, хорошая работа, чистые руки, ничего лучшего не пожелаешь для Сейл. Я пристроил его на отличное место. Дела пошли удачно. Но он ее бьет, — Шаффер растянул губы, оскалился, — черт возьми, потроха выколачивает! И знаете, что хуже всего? Она терпит! Десять лет терпит! А я уже начинаю мечтать о каком-нибудь роковом происшествии с ним.
Джеку все это было уже известно. Слышал при первой встрече.
— Пожалуй, вы правы, — оборвал он собеседника.
Шаффер пристально посмотрел на него:
— Хотите сказать...
— Что убью его? — Он покачал головой. — Позабудьте об этом.
— Я думал...
— Забудьте. Я порой допускаю ошибки. Предпочитаю иметь возможность вернуться и поправить дело.
Физиономия Шаффера выражала попеременно разочарование и облегчение. Облегчение, наконец, победило.
— Знаете, — чуть улыбнулся он, — как я ни желаю ему погибели, рад слышать от вас такие слова. То есть если бы вы согласились, до конца жизни думал бы, что сам вас на это толкнул. — Он тряхнул головой, глядя в сторону. — Страшно подумать, до чего можно дойти.
— Речь идет о вашей сестре. Ее избивают, вы должны с этим покончить, но сами не справитесь. Вас можно понять. Только зачем я вам нужен? Знаете, против подобных вещей существуют законы.
— Правильно. Конечно, есть законы. Но при этом придется писать заявление. Сейл никогда в жизни не согласится.
— Боится?
— Черта с два боится! Его защищает, говорит, мол, он так устает, так нервничает, что иногда теряет контроль над собой. Каждый раз повторяет: сама виновата, взбесила его, не надо было злить. Поверите такому дерьму? Как-то вечером прибежала ко мне, оба глаза подбиты, челюсть распухла, на горле багровые пятна — он ее душил. Я чуть не рехнулся. Помчался сюда, готовый убить его голыми руками. Конечно, Гас малый здоровый, однако и я не слабак. Вдобавок он едва ли когда-нибудь дрался с тем, кто способен дать сдачи. Приезжаю, вопя во все горло, как бешеный, а он уж приготовился. Кликнул пару соседей, стоит в дверях с бейсбольной битой. Говорит, только попробуй, я за себя постою, звякну копам, предъявлю обвинение в нападении и побоях. Я ему говорю, подойди еще разок к моей сестре, не останется ни одной целой кости, нечем будет телефонный номер набрать!
— Похоже, ему было известно о вашем приезде.
— А как же! В том-то и дело, с ума можно спятить! Сейл от меня позвонила и предупредила! Назавтра он ей розы прислал, признался в вечной любви, поклялся, что больше такого не повторится, и она поскакала назад, будто ей сделали большущее одолжение. Как вам это нравится?