Джия приняла две таблетки тайленола экстра и долго стояла под горячим душем. Эта комбинация облегчила ее головную боль. К тому времени, когда она высушилась и оделась в клетчатые шорты и блузку, Вики уже поднялась и занималась поиском завтрака.
— Что бы ты хотела на завтрак? — спросила Джия, когда они направлялись на кухню. Какая же Вики милая в розовой пижаме и пушистых розовых тапочках.
— Шоколадные конфеты!
— Вики!
— Но они такие соблазнительные! — И она показала на конфетницу, куда Юнис, прежде чем уйти на выходной, положила конфеты «Черная магия».
— Ты же прекрасно знаешь, чем это для тебя может закончиться.
— Зато как вкусно!
— Хорошо, — сказала Джия. — Ешь. Если, конечно, ты считаешь, что пара минут удовольствия стоит целого дня раздражения, сыпи и отвратительного самочувствия, пожалуйста, — иди и ешь.
Вики посмотрела на мать, потом — на конфеты. Джия, затаив дыхание, молилась, чтобы дочь сделала правильный выбор. Если она предпочтет конфеты, Джии все равно придется остановить ее, но ей хотелось, чтобы Вики подумала и отказалась. Джии хотелось узнать, какой девочка сделает выбор. Эти конфеты будут оставаться в доме длительное время, а это постоянный соблазн — стащить одну за спиной у матери. Но если бы Джия была уверена, что Вики преодолеет этот соблазн сейчас, она сможет быть уверена, что дочь сможет сопротивляться ему и в дальнейшем.
— Мам, я бы съела апельсин.
Джия схватила дочь и закружила.
— Я так горжусь тобой, Вики! Решение настоящего взрослого человека!
— Да, но чтобы мне действительно хотелось, так это апельсин, покрытый шоколадом.
Смеясь, Джия отвела Вики на кухню, радуясь, какая у нее хорошая дочь и какая она сама хорошая мать.
Глава 3
Джек считал, что тоннель Линкольна для него слишком длинный. Пересекая линию, отмечающую границу Нью-Йорка и Нью-Джерси, он вспомнил, как радостно кричали его брат, сестра и он сам, когда после проведенного с родителями в городе дня они пересекали эту линию. Как приятно было вернуться в старый, добрый Нью-Джерси. Те дни минули вместе со сбором пошлины в оба конца. Сейчас уже взимают двойную пошлину, чтобы попасть в Манхэттен, а выехать из города можно даром. И теперь он уже не радовался, пересекая линию города.
Джек выехал из тоннеля, рефлекторно зажмурясь от неожиданно ударившего в глаза блеска утреннего солнца. Дорога круто поворачивала к Юнион-Сити, а затем вниз по лугам к Нью-Джерсийскому Тернпейку. Джек собрал все билеты из автомата «Только для машин» и перестроился на правую сторону, по которой поехал со скоростью пятьдесят километров в час. И хотя он немного опаздывал, он не собирался увеличивать скорость. Именно сейчас он не хотел бы попасться в лапы автодорожному патрулю.
Весь путь после порта Нью-Йорка лежал через болотистую низину, окруженную очистительными и химическими заводами, из труб которых клубился дым, а из факелов вырывался огонь. Разнообразные и ядовитые запахи отравляли атмосферу от шестнадцатого до двенадцатого выходов. И это даже в воскресное утро.
Но когда дорога переходила на равнину, пейзаж менялся, становясь холмистым, с привкусом особого деревенского запаха. Джек ехал к отцу на юг. Отец. И мысли Джека перенеслись в прошлое. Образы мелькали у него в мозгу как дорожные указатели: мистер Канелли и его лужайка... одно из первых дел, которое он провернул в графстве Берлингтон: будучи еще совсем молодым человеком, он раскрыл преступление, в котором оказались замешаны вандалы... потом, как поступил в «Рутгер», но не оставил «ремонтный» бизнес... первые поездки в Нью-Йорк, чтобы провернуть дельце для родственников одних своих бывших клиентов.
Видения начали возрождаться в Джеке, когда он выехал из седьмого выхода. Он прекрасно понимал причину этого. Он приближался к месту, где была убита его мать.
В этом месте ему всегда приходилось — как это сказала Калабати — «проводить черту между собой и остальным человечеством».
Это произошло воскресной январской ночью, когда он учился на третьем курсе. У Джека были каникулы. Они с родителями ехали сытые и довольные из гостей у тети Дорис, которая жила в Хейгстоуне, и направлялись на юг Тернпейка. Джек сидел на заднем сиденье, мать — на переднем, а отец вел машину. Джек хотел сам сесть за руль, но мать сказала, что умирает от страха, когда он кружит по поворотам как сумасшедший. Насколько он помнил, они с отцом обсуждали предстоящий суперкубок, а мать следила за спидометром, чтобы убедиться, что тот не зашкаливает за отметку шестьдесят километров в час. Спокойное, умиротворенное состояние полного желудка и тихого вечера, проведенного с родственниками, разбилось в пух и прах, когда они проехали под эстакадой. Раздался треск, подобный грому, и машину встряхнуло от удара. Правая сторона лобового стекла взорвалась и разлетелась на бесчисленное множество осколков. Джек услышал, как закричал от неожиданности отец, а мать — от боли; почувствовал, как сильный порыв ледяного воздуха ворвался в машину. Мать застонала, и ее вырвало.
Когда отец свернул на обочину, Джек перепрыгнул на переднее сиденье и понял, что произошло: зольник пробил лобовое стекло и попал матери под нижние ребра, в низ живота. Джек не знал, что делать. Он лишь беспомощно смотрел на мать, которая тяжело навалилась вперед. Джек закричал, что нужно немедленно ехать в ближайшую больницу. Отец вел машину как сумасшедший, вдавливая педаль, жал на гудок и сигналил огнями. Джек откинул на спинку обмякшее тело матери и убрал зольник, снял с себя пальто и прикрыл им мать, оберегая от холодного ветра, врывавшегося сквозь разбитое лобовое стекло. Мать вырвало кровью, и это была только кровь, которая выплеснулась на щиток. Поддерживая тело матери, Джек почти физически ощущал, как жизнь потихоньку выходит из нее, и чувствовал возрастающий внутри нее холод. Мать истекала кровью, и он ничем не мог помочь ей. Джек заорал на отца, чтобы тот торопился, но он и так вел машину на бешеной скорости, рискуя в любую минуту потерять контроль над управлением.
Когда они привезли мать в больницу, она была уже в состоянии комы. Она умерла в операционной от разрыва печени и селезенки. Она просто истекла кровью.
А потом... нескончаемая боль и бесконечные похороны. А затем вопросы: «Кто? Почему?» В полиции не могли дать на них ответ и сомневались, что вообще когда-нибудь ответят. Обычное развлечение для мальчишек — приходить на эстакады и, перевешиваясь через ограждение, кидать всякие штуки в проносящиеся внизу машины. К тому времени, как объявили о несчастном случае, виновника и след простыл. На все обращения в полицию штата Джек и отец получали один ответ — беспомощное пожатие плечами.
Отец ушел в себя, отрицание трагедии ввело его в состояние, похожее на эмоциональную спячку. Казалось, он все делал как обычно, но как будто ничего при этом не ощущая. Джек реагировал по-другому: в нем трагедия пробудила холодную и всепоглощающую ярость. И у него появилось новое дело, которое необходимо расследовать.