Токио и плантации жемчуга - читать онлайн книгу. Автор: Александр Штейнберг, Елена Мищенко cтр.№ 2

– Вы правы, – ответила она. – Это кресло итальянской работы времен позднего Возрождения – где-то XVI век.

– А эти амфоры с отколотыми краями – они очень похожи на древнегреческие.

– Да. Этим амфорам уже больше 2000 лет. Они подняты со дна Средиземного моря.

Я начал разглядывать стены. На стенах висели акварельные этюды и эскизы. Я спросил, чьи это работы. Зная, что хозяйка художница, я уже заранее заготовил комплимент, так как работы были выполнены очень профессионально.

– А это Михаил Александрович Врубель. Они вам нравятся?

И вот тут я умолк. Я потерял дар речи. Когда мы сели за стол, я не выдержал и сказал:

– Как говорил Михаил Афанасьевич Булгаков: «Давайте объяснимся». Меньше всего я ожидал увидеть в стандартной маленькой квартире на Лесном массиве такой музей. – Объясните, ради Бога, где, действительно, антикварные ценности, а где бутафория, приготовленная, очевидно, для ваших фильмов большими умельцами.

– Это все подлинники, – сказала она. Да вы не волнуйтесь! Пейте чай и ешьте пирожки, я их сама напекла, а я вам все расскажу.

Оказывается, она была женой одного из наследников Адриана Викторовича Прахова – известнейшего деятеля культуры, художника, археолога, реставратора, искусствоведа. Он обладал большой коллекцией археологических и живописных ценностей, часть которых досталась и Ирине Борисовне. Благодаря ему Врубель оказался в Киеве, где он жил с 1884 по 1889 год. Прахов искал исполнителя для восстановления старых и написания новых фресок в Кирилловской церкви в Киеве и обратился с просьбой к Чистякову, чтобы он порекомендовал кого-нибудь из его лучших учеников Академии художеств в Санкт-Петербурге. Чистяков порекомендовал Врубеля. В его лице Прахов нашел великолепного ценителя древнерусского и византийского искусства.

В 1884 году Врубель прибыл в Киев и приступил к работе. В дальнейшем весь киевский период жизни Врубеля был тесно связан с Праховым и Мурашко. Он снял комнату на Маложитомирской улице и часто бывал в доме Прахова на Большой Житомирской, 40. По его же заказу он выполнил еще и фрески ангелов для Софийского собора и орнаменты для Владимирского собора в Киеве. Все работы, особенно крупные, связанные с Кирилловской церковью, он обсуждал в мельчайших деталях с Адрианом Викторовичем. Об этом свидетельствует их переписка. Бывая у них в доме, он подружился со всем семейством: с его супругой Эмилией Львовной, дочерьми и с сыном Николаем Адриановичем, который написал о нем впоследствии интереснейшие воспоминания. Врубель был неутомимым художником. Он беспрестанно рисовал и делал эскизы. Причем зачастую, не окончив начатой работы, приступал к новой. В частной коллекции Праховых сохранилось большое количество эскизов, этюдов, акварелей и рисунков великого мастера, как законченных, так и незавершенных.

«В кармане своей бархатной куртки Врубель постоянно носил маленький альбомчик, в который заносил все, что, бывало, случайно заинтересует его в минуту короткого отдыха на пути от дачи Богговут до Кирилловской церкви. Альбомчик этот бережно хранится в нашей семье, вместе с другим «Венецианским», – пишет Н.А. Прахов. Члены семейства Праховых – Эмилия Львовна и Елена Адриановна – стали прототипами некоторых фресок Врубеля.

Даже первые признаки жестокой болезни Врубеля прошли на глазах Праховых. Как-то поздно вечером к ним пришел Михаил Александрович в крайне возбужденном состоянии. На вопрос Адриана Викторовича «Чем он так расстроен?», он ответил: «Отец умер, надо ехать в Харьков его хоронить».

Зная крайнюю стесненность художника в средствах, Прахов с приятелями собрал деньги ему на дорогу, что было нелегко, учитывая щепетильность Врубеля, и он уехал. А на следующий день к Праховым пришел отец Врубеля, живой и здоровый. Это были первые признаки болезни, погубившей мастера.

Таким образом, вся личная и творческая жизнь великого художника в его киевский период была связана с семейством Праховых. Поэтому немудрено, что у них осталось большое число работ художника, часть из которых досталась Ирине Борисовне. Она поведала нам, как нелегко им было все это сохранить.

Рассказала, как пришли агитаторы в дом Праховых с проверкой и обратились к Елене Адриановне, всесторонне образованной женщине, с вопросами по анкете:

– В школе, институте учились?

– Нет, – ответила она.

– Так и запишем – малограмотная.

Ирина Борисовна показала нам синего алебастрового льва – скульптуру Врубеля.

– Вы не подумайте, что я из жадности все эти ценности храню дома, боясь передать или продать что-либо музею. Этого льва я показывала в музее русского искусства. Они оценили его в 200 рублей. Я увидела их отношение к этим ценностям, и у меня пропало желание показывать им врубелевские работы.

– А вот эта чудесная раковина мне страшно знакома.

– Да, это та самая раковина, с которой Врубель писал свою знаменитую акварель.

Впоследствии я увидел, что акварель «Раковина» была им написана в 1904 году, а Врубель уехал из Киева в 1889. Так что я не берусь утверждать, что это именно та самая раковина, но, во всяком случае, она на нее была очень похожа.

Все, что связано с именем Врубеля, было для меня невероятно ценно. Критерии оценки талантливых людей типа: способный художник, великолепный мастер, талант, гений – весьма относительны и субъективны. Вспоминая крупнейших мастеров живописи и литературы конца XIX – начала XX века, можно назвать Репина и Серова, Алексея Толстого и Бунина, Лансере и Бенуа, Добужинского и Остроумову-Лебедеву, Блока и Маяковского и многих других. Но для меня лично вершиной художественного мастерства этого времени были два Михаила: Михаил Афанасьевич Булгаков и Михаил Александрович Врубель. И не за глубокое знание языка первым, и не за мастерство колорита второго я их так высоко ценю, а за бурный накал творческих страстей, звучавший в их произведениях. Читая в который раз «Мастера и Маргариту», все так же переживаешь за судьбы героев, наслаждаясь писательским мастерством автора, и в двадцатый раз, рассматривая фрески Кирилловской церкви и рисунки к «Демону», не можешь от них оторваться. Недаром эти два совершенно разных художника одним из основных мотивов своего творчества избрали такие вечные темы, как символ добра и Бога в религии и символы зла – Воланда и Демона.

Мы покидали гостеприимный дом Ирины Борисовны со смешанными чувствами – мы сознавали, что знакомство с такими ценностями должно быть доступно многим, а, с другой стороны, мы знали, что они находятся в достойных руках. Ирина Борисовна получила хорошее образование и в институте, и в семье Праховых. Она была человеком высокой культуры, училась в Киевском художественном институте вместе с моим отцом в 30-е годы, только отец заканчивал архитектурное отделение.

В наше время вузы Украины выпускали очень мало архитекторов -10 специалистов Художественный институт и 25 – Инженерно-строительный институт.

Архитекторы из художественного института были людьми творческими и весьма скептически относились к действующим строительным нормам и режиму рабочего дня. После года борьбы с тяготами проектной жизни многие из них перебирались в научное отделение, где жизнь была более вольготной, облагороженной творческими днями и походами в библиотеки.