И он повесил мне кулон на шею. Когда кулон коснулся моей груди, меня пробрала дрожь. Я старался подавить ее, но холод, исходящий от кулона, растекался по всему моему телу.
— Арон! Арон! Иди скорее! — проснулся я утром от безумного крика отца.
Я вылетел из кровати.
— Поспеши! А то будет слишком поздно! — Голос отца звучал громко и возбужденно. — Быстрее! Того гляди — пропустишь его!
7
Я выскочил из палатки и в страхе огляделся вокруг.
Никого.
Никакого оборотня. Только папа в синей бейсболке, джинсах и любимой красной тенниске. Склонившись над костром, он жарил яичницу в тяжелой сковороде с длинной ручкой.
— Что такое, папа? — крикнул я. — Что значит «слишком поздно»?
— Слишком поздно для завтрака. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя яичница остыла? — засмеялся папа.
— Не смешно, — проворчал я.
Отец соскреб яичницу со сковороды на две тарелки и одну протянул мне.
— Не будь таким раздражительным, Арон. Сегодня у нас будет счастливый день. Мы поймаем оборотня!
Сегодня мы поймаем оборотня!
У меня в горле застрял ком.
Я положил в рот немного яичницы, но проглотить ее не смог. Мой желудок взбунтовался.
— Ты уверен, что это безопасно? — спросил я. — Преследовать оборотня?
— Что за вопрос? — возмущенно отозвался папа. — Разве мы здесь не для этого?
— Но вдруг это опасно? — не отступал я. — Может быть, оборотни обладают силой и днем, а ты об этом не знаешь.
— Нет, не обладают, — уверенно проговорил отец.
— Но откуда ты знаешь? — упорствовал я. — Я хочу сказать, почему ты так уверен?
Мой папа знал все. Как починить автомобиль или справиться с водопроводным краном. Как определить дорогу по звездам. Он умел связать свитер. Раньше меня знал, когда я заболевал.
Пусть он расскажет мне теперь во всех подробностях, откуда ему известно, что днем оборотни не обладают силой. Тогда я почувствую себя лучше.
— Откуда ты все-таки знаешь, что оборотни днем не имеют никакой силы? — снова спросил я.
— Сам не могу понять, откуда я это знаю. — Отец пожал плечами. — Просто знаю, и все.
Лучше мне не стало.
После завтрака отец объявил, что пора сворачивать лагерь и отправляться на охоту за оборотнем.
Мы свернули палатки, уложили все свои вещи в два больших зеленых рюкзака и углубились в лес.
— Откуда ты знаешь, куда надо идти? — спросил я.
— А тут и знать нечего. Мы должны идти по этим следам. — И отец указал на глубокие отпечатки лап на земле. Я взглянул на эти следы и задрожал. Мы шли лесом. Густые кроны деревьев скрывали солнце. Как здесь сумрачно, подумал я, остановившись, чтобы поправить рюкзак.
— Папа, помедленнее! — крикнул я.
Но он не отреагировал. И по-прежнему шел быстрой, пружинистой походкой, объятый желанием поймать свою жертву.
Я уже догнал его, когда он неожиданно остановился.
— Вот он! — прошептал отец. — Я вижу его!
Глаза отца горели от возбуждения. Он сорвался с места и побежал по узкой, извилистой тропе.
Я с бьющимся сердцем бросился за ним.
Папа бежал быстро, лавируя между деревьями.
Впереди нас, заметил я, промелькнуло нечто бурого цвета.
Я снова остановился.
— Вот! — Папа показал на зверька, замершего невдалеке. — Всего только лиса.
Маленькая бурая лисичка смотрела на нас испуганными глазами. Отец с разочарованным видом покачал головой.
— Мне следовало бы знать, — заметил он. — Сейчас утро. А утром оборотни становятся людьми. Больше я такой ошибки не совершу
Я был рад, что папа ошибся. И молился о том, чтобы он делал такие ошибки вплоть до нашего отъезда домой. Молился, чтобы оборотень был как можно дальше от нас.
Папа вернулся на тропинку, и мы продолжили путь.
Лес был полон звуков. Таких звуков я никогда раньше не слышал. Странные крики зверей и чьи-то резкие вопли. И громкое щелканье, будто прищелкнули разом тысячи пальцев.
Я посмотрел вверх и изумился. Ветви деревьев были усыпаны черными дроздами. Сотни и сотни птиц. Они сидели тесно, бок о бок. У них были темно-красные глаза и длинные клювы. Когда они открывали и закрывали их, слышалось отрывистое и резкое: снап.
Прежде я никогда не видел таких птиц. И потому, петляя между деревьями, все время посматривал на них. Вглядывался в устремленные на меня красные глазки, удивляясь неимоверному шуму, который они издавали своими клювами.
Я смотрел на них и думал: может, они голодны?
Я все смотрел на них. Голодны?
Хотя, если всерьез, мне не хотелось в этом разбираться.
Я отвел от них взгляд и похолодел: дорожка передо мной была пуста. Папа исчез из вида. — Папа, ты где? — крикнул я. Никакого ответа.
Я снова закричал. И снова молчание. Я побежал, оглядываясь по сторонам. Но папы не было.
И почему я не следил за тропинкой? Как мне теперь узнать, где я нахожусь? Все эти деревья совершенно одинаковые! Я никогда не выберусь из этого леса! И никто меня здесь не найдет!
Никто, кроме оборотня.
8
— Папа! Папа! Пааапа! — кричал я на бегу Мой пронзительный крик, казалось, раздавался по всему лесу. Но никакого ответа. И никаких признаков моего отца.
Я задыхался. Мне стало трудно кричать. Я перешел с бега на шаг и продолжал путь в молчании.
Я напряженно вглядывался вперед, надеялся заметить красную тенниску отца. Или его зеленый рюкзак.
Я пытался взять себя в руки и успокоиться. Но любой звук, даже самый тихий, — шелест листьев, хруст ветки — все заставляло колотиться от страха мое сердце.
Идя по тропинке, я заметил, что она постепенно делается шире. Деревья становятся реже, а солнечный свет ярче.
Вдруг лес расступился, и я вышел на поляну. На яркий солнечный свет. И чуть не закричал от радости!
На поляне стоял небольшой деревянный домик. Из трубы поднимались белые кольца дыма. В окне, рядом с дверью, горел оранжевый свет.
Я подкрался к окну и заглянул внутрь. В очаге у задней стены горел огонь. Перед очагом стоял круглый деревянный стол и два стула.
Я вытянул шею, чтобы получше рассмотреть комнату, но вдруг дверь распахнулась. Я даже вскрикнул от неожиданности.
В дверях стояла старая женщина. Ее темные волосы спускались до талии. Но на макушке они были такие редкие, что можно было видеть розовый череп.