Лица века - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Кожемяко cтр.№ 53

В. К. Чем объясните растущую разобщенность людей в современном городе?

Ю. Б. Развился мегаполис, не похожий на город, скажем, начала или середины XIX столетия. Мы вступили в век неэстетической урбанизации. В современном городе вместе с людьми (его давними и традиционными хозяевами) поселились и новые господа улиц– машины. В крупных городах выхлопные газы заменили кислород. Огромные магистрали, шоссе, «кольца», перекрестки, гаражи, автомобильные стоянки, бензоколонки, станции обслуживания – поистине не оставили свободного жизненного пространства для давних городских хозяев. Прямоугольные башни, двадцатиэтажные бетонно-стеклянные уродливые коробки рядом с унылыми параллелепипедами кажутся порой марсианскими кладбищами. Жильцы многоквартирных домов молча подымаются и опускаются в лифтах, молча выходят из подъездов, в общем не зная друг друга, молча садятся в троллейбусы или в свои машины.

Дети встречаются на несколько часов в школе, где нет ни вольного места, ни времени пообщаться, как того требует возраст. Вокруг современных жилых домов исчезли «домашние» уютные дворики, спортивные площадки, которые в советские годы объединяли детей. Более того – дети разъединены на богатых и бедных, и это создает новые, «классовые» отношения, чего не было в советскую пору! Мое детство протекало в Замоскворечье, на глазах людей, и в своем маленьком дворе мы знали о каждом человеке абсолютно все. Между семьями были как бы родственные общения. В том невозвратном прошлом мне, пожалуй, трудновато представить холодную злобу или усмешку равнодушия на лице человека из одного с тобой дома.

Я все чаще думаю, что наступает время необоримой неприязни друг к другу и всех ко всем. Тогда горожане начнут еще больше уезжать, бежать в деревни – к солнцу, к траве, к воздуху, к простору, к голубому и зеленому цвету, подальше от безучастных скопищ людей. И в России появятся, возможно, особые «чистые» поселения, ибо урбанизация, изуродованная вдобавок антинародными реформами, уже достигла того предела, когда уничтожается в человеке все живое.

В. К. «Если бы молодость знала, если бы старость могла»… Согласны вы с этим изречением?

Ю. Б. Да, конечно, молодости свойственна поразительная уверенность в себе. На заре жизни кажется, что нет неприступных бастионов, все крепости и препятствия преодолимы, что впереди сияют солнечные дали, что будущее принадлежит тебе, лучезарное и прекрасное, что все человечество дружески протягивает тебе руку, что несомненно будет изобретен вечный двигатель, созданы «Война и мир», «Братья Карамазовы», «Боярыня Морозова», «Четвертая симфония».

Вспоминаю годы послевоенные, возвращение из армии в Москву, когда у моего поколения было столько дерзости, столько отваги! Мы ничем не были похожи на ту молодежь, о которой писал Блок в дневниках 1915 года: «Молодежь самодовольная, аполитичная, с хамством и вульгарностью… Языка нет. Любви нет. Победы – не хотят, мира – тоже». Эти черты молодых людей давних лет странно перекликаются с чертами некоторой молодежи нынешних 90-х годов, растленной так называемыми демократическими реформами «всепозволенности».

Серьезное время раздумий, ревизия собственной совести и попытка твердого самоопределения приходят с неотвратимой требовательностью, если хотите, к сорока годам. Может быть, сейчас с нашими современниками это случится гораздо раньше. Хочу верить в это. Приходит сезон мучительных осмыслений, и человек начинает задавать себе вечные болезненные вопросы: кто я? И что означает все окружающее? Так ли я живу? И могу ли я изменить свою жизнь? А дальше что? Когда эти вопросы задаются самому себе, возникает неприятная реальность подведения итогов, где сожаление переплетается с угрызением совести и стыдом. Пожилые годы и старость – это продолжение раздумий, но тут уже утрачена надежда на возрождение и возвращение энергии молодости, где так много было потеряно возможностей.

Впрочем, в двадцать лет, к примеру, вряд ли можно с пронзительностью кратковременности красоты увидеть капельку росы на листьях в июньское утро, удивиться разной форме полевых цветов или вечерней тишине августа, или чистому блеску осеннего месяца в проселочной колее после дождя. Только в зрелом возрасте человек особенно осознает подробности мира и приходит к мысли, что он частица великой природы и вместе политизированная частица испорченного людьми общества, в котором рядом существуют красота и уродства, несправедливость, ложь, жестокость, зависть, ненависть, что все это будет на земле всегда, как добро и зло. У людей с воображением это вызывает особую боль. И все-таки, если человек находится в согласии с природой, то полноценная старость заключена в способности работать и мыслить реалистично.

Думаю, в преклонном возрасте нет высшего наслаждения, чем общаться с тем божественным богатством, что накоплено человечеством в мировой культуре. Вместе с тем старость – это осмысление перехода в иное состояние, подведение последних итогов или успокаивающая надежда на бессмертие в семи формах возрождения, о чем заманчиво говорится в восточной философии.

В. К. Ваш нашумевший в свое время роман «Игра» вызвал очень много серьезных мыслей и споров по поводу того, каким вы видите мир нравственных людей. В уста Крымову вы вложили фразу: «Подвижники и правдолюбцы устали, справедливцы притомились и надоели». Почему? На что же тогда можно надеяться? И в связи с этим тот же Крымов говорит: «В войну погиб цвет народа, а дети не стали лучше отцов». Простите, а среди детей, по-вашему, нет ни подвижников, ни правдоискателей, ни справедливцев?

Ю. Б. Писатель, рождая своего героя, вкладывает ему мысли, чувства, фразы, формулы, умозаключения, исходя из сущности того образа, который он рисует. То есть автор знает, что было, что есть и что будет с его персонажем. Великая книга «Жизнь Клима Самгина» – история предреволюционной интеллигенции. Много там высказано идей и суждений, раздражающих нас. Но это высказывают персонажи Горького, а не лично автор в своем дневнике. Было бы ошибочно полностью соединять в мыслях и поступках писателя с образами, им созданными. Уже обдумывая книгу, автор «проигрывает» роли всех будущих главных героев. Он становится и влюбленным, и ненавидящим, решительным и растерянным до заискивания, робким и гордо непреклонным, то есть – переживает множество душевных состояний. Ведь в каждом из нас посеяны зерна добра и зла, то, что я называю миром и антимиром, поэтому в воображении писатель может преобразиться по мере своего дара в другого человека, прожить чужую жизнь, родиться и умереть.

Что касается детей, то на этот вопрос я смог бы ответить более или менее точно через 10–15 лет. Я не хочу лгать, потому что знаю, какие наряды, какие окраски, какую проверенную парфюмерию имеет бессмертная госпожа ложь! Ложь – правдоподобная, оголенная, завистливая, злобная, опорочивающая, подобострастная, лукавая, святая, спасительная, убивающая, ложь, преподносимая как истина, а истина, подаваемая как ложь…

В. К. А что вы думаете о школьном воспитании сегодня? Ведь учебники и программы за последние годы претерпели радикальнейшие изменения.

Ю. Б. Что ж, если говорить о литературе, например, то многие авторы включены в учебники по программе всевозможных господ Соросов, злых недругов России – с целью извращения сознания нашей молодежи. Разумное воспитание правдой истории изгонялось «демократами» из школы, искалечено безыдейностью, торгашеским прагматизмом. Понятие «воспитание» стерлось, затаскалось по догматическим либеральным углам и стало отдавать отравляющей пылью. А между тем воспитание есть передача опыта разумных правил, норм жизни в обществе, прививание нравственных привычек, что в конце концов и сделало нас людьми.