Почувствовав, что в аудитории она уже не одна, Кавалерия вздрогнула, строго посмотрела на Даню, а затем влезла на стул и стала решительно замазывать похожий на череп след.
Глава третья
«Нас трое»
Когда смертельно заболевает человек, или случается беда, или еще что-то требует больших усилий, времязатрат, сердцезатрат, девяносто процентов вовлеченных людей начинают отмораживаться. То есть они были бы рады помочь, но вот как-то у них все криво в данный момент жизни. Прости, не могу! И тут внезапно происходит чудо: начинает помогать самый безнадежный, казалось бы, человек. И грубый, и противный, и зануда, от которого ты всю жизнь бегал. Или вообще едва знакомый. Непонятно откуда сваливается, но только на его плечо и можно опереться.
Из дневника невернувшегося шныра
В конце марта, почти на рассвете, когда в соседнем Копытово необъяснимо лаяли все собаки, а в кустарнике громко трещали мнящие себя бесшумными коты, Ул, насвистывая, шагал к пегасне. По снегу, наискось пересекая тропинку, тянулись три цепочки следов.
Улу было достаточно взгляда, чтобы определить, что это Окса и Вовчик взяли ослика Фантома и ушли в Копытово. Это называлось у них «прошвырнуться по писателям». Ул знал, что они будут водить ослика по сырым подъездам пятиэтажек, где в коммунальной кухне бородатый прозаик рвет табуретку из-под рахитичного поэта, пока тот, скорбя головой, швыряет в него половинками холодных котлет. Хитрый же драматург забаррикадировался в туалете и грозит никого туда не пустить, если ему срочно не дадут погладить ослика. Когда-то о Фантоме знали немногие, но слухи в литературном мире распространяются быстро. Теперь квартиры в Копытово снимают вскладчину, так как хитрые аборигены цены заламывают несусветные.
Доброй Оксе всегда неловко обирать творческих людей, и, смущенно ссыпая в рюкзак консервы, она будет дежурно бормотать нечто в духе:
– Ваши книги – самое прекрасное, что я когда-либо читала! Ну скажи что-нибудь, Вовчик!.. Не молчи!
И Вовчик, ухмыляясь, послушно повторит:
– Ваши книги – самое прекрасное, что она когда-либо читала!.. Ей уже по закону можно замуж выходить, а она до сих пор только Агнию Барто читает и вас! Это же вы написали про девушку, которая превратилась в слоника?
– Это я написал! А он у меня идею сдул! – кричал из туалета подслушивающий драматург.
Плотный прозаик багровел и шел вышибать хлипкую дверь. Вовчик же, довольный, что устроил склоку, уводил по коридору Фантома. Вслед им бежал хилый поэт и, попискивая от восторга, гладил кисточку ослиного хвоста.
– В следующий раз чтобы одноразовые бритвы еще были. И кофе такой дешевый не надо брать, это ж мыло, а не кофе! – поучает его Вовчик, но голос его звучит безнадежно – он знает, что поэт все равно все забудет.
Вовчик с Оксой обойдут все известные им адреса и везде соберут свою дань. Лишь в один подъезд они заглядывают не часто. Здесь, на пятом этаже, в соседстве с копытовскими бабками, любящими померяться пенсиями и посидеть в солнечный день на балконе, живет почти уже несуществующий писатель. Критики давно ждут его смерти, чтобы поскорее его классифицировать без угрозы получить по лицу томом энциклопедии. Читатели убеждены, что он давно умер, поскольку даже самые пожилые из них слышали о нем еще в детстве. А он почему-то еще живет, и даже иногда мелко пишет что-то от руки и, делая из листов самолетики, пускает их в форточку. Об их дальнейшей судьбе он не волнуется. Знает, что рукописи не горят и не теряются. Если его самолет будет кому-то нужен, он прилетит по адресу.
Вернутся Вовчик и Окса лишь к обеду, кренясь под тяжестью набитых продуктами рюкзаков, и даже ослика нагрузят так, словно это не ослик, а мул. При этом Окса наверняка будет распевать песни, потому что на обратном пути не выдержит и часть дороги проедет верхом на Фантоме.
Думая об этом, Ул продолжал идти. По темному снегу метался узкий зверек, похожий на суслика. Ул хотел шагнуть к суслику, но замешкался из-за глубокого снега. В этот момент суслик вдруг подбежал к нему сам, и он понял, что это синяя больничная бахила. Ул остановился, присел на корточки и, поймав, с минуту ее разглядывал. Потом сказал «брысь!», отпустил ее, и бахила, послушавшись, убежала по снегу как живая.
У ворот пегасни на цыпочках стоял Даня. Вскинув над головой совковую лопату, он сбивал с крыши сосульки. Услышав скрип снега, Даня приветливо повернулся и уронил лопату Улу на голову.
Ул очнулся почти сразу. Сидел на снегу и поочередно трогал лоб и макушку. Вокруг бегал перепуганный Даня и, как курица крыльями, всплескивал руками:
– Прости, прости!
– Ну ты чудо! Я понимаю: голова у меня есть запасная! Но надо беречь хотя бы инструмент! – Ул стянул с головы шапку и, встав на четвереньки, сунул голову в снег. – Бррр! Хорошая вещь ушанка! Яра говорит: не модно, облезлая! А давайте по лыжной шапке лопатой плашмя шарахнем и сравним результат!
Он встал и, держась за лоб, побрел в пегасню. Перед тем как скрыться внутри, он достал свой двуствольный шнеппер и со второго выстрела сбил одну сосульку.
– Остальные сосульки я запугал! Пусть не думают, что я промахнулся! – объяснил он Дане.
В пегасне было не соскучиться. Пользуясь отсутствием Меркурия и Кузепыча, младшие и средние шныры надумали впасть в детство. Сашка, рискуя свернуть себе шею, повис ногами на балке. Внизу под Сашкой стояла Рина и, дергая его за челку, горячо шептала:
– Я тебе скажу свой пароль, а ты его поменяй, чтобы только ты знал. Буду тебя упрашивать – не поддавайся! Буду тебе угрожать, а ты не угрожайся. Даже если скажу, что ты гад и любить тебя не буду, ты мне все равно пароль от вай-фая не говори!
Макар метал вилы в брикет с сеном. Рузя рассеянно хрустел предназначенным для лошадей сахаром. У него вечно так получалось: задумается на минуту, а потом обнаруживает себя с набитым ртом где-нибудь поблизости от еды. Одна Лара пыталась трудиться. Со скребком в руках она стояла рядом с Икаром, который отмахивался от нее единственным уцелевшим крылом.
– Ул! Почисти за меня Икара! Он лезет как кроличья шуба! Я обчихалась! – кокетливо крикнула она.
Ул от такого счастья уклонился. Сказал, что он вечный таксойдист и делает все кое-как. Откуда-то прилетел веник и мазнул его по щеке. Ул оглянулся. Декорации переменились. Кирилл колотил Алису тряпкой. Алиса, не тратя время на визг, пыталась отгрызть ему руку. Ул не стал сразу вмешиваться и некоторое время простоял рядом, наблюдая за процессом.
– Мне, конечно, по барабаниусу, но вы все делаете неправильно! У тряпки поражающий эффект выше, когда она мокрая, а руку надо отгрызать с внутренней стороны. Тут не прокусишь! – сказал он назидательно.
Кирилл и Алиса перестали драться.
– Она первая начала! – отдуваясь, крикнул Кирилл.
– Ясно. Значит, тебе двадцать отжиманий! – сказал Ул.
– Мне за что? Она пнула мое ведро и на меня же наорала! – взвыл Кирилл.