Империя иллюзий - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Иванович cтр.№ 34

Остальные полученные сведения о традициях, обычаях и правилах поведения в «дамском» королевстве действительно стоили соглашения поработать полномочным представителем Палрании. Они могли значительно сохранить не только сроки спасения Федора и оказания ему существенной помощи, но и во многих случаях избежать ненужных трений, скандалов, а то и смертельно опасных ситуаций. Например, чего стоило хотя бы то правило, что на улицах Хаюкави мужчинам под страхом физического наказания было запрещено появляться с открытым лицом. Во внутренних дворах, в домах и на закрытых заборами участках – гуляй как тебе хочется, но вот именно в общественных местах любой парень начиная с шестнадцати лет обязывался прикрывать платком лицо до самых глаз.

Вначале Загребной этому не поверил и смеялся от всей души. Но когда ему пояснили, что по закону за нарушение полагается двадцать ударов прутом, а в каждый последующий раз наказание удваивается, чуть не всхлипнул от возмущения:

– Эдак они у себя всех мужчин забьют до смерти. А те, кто поумнее, сами из их столицы разбегутся!

– Происходит как раз обратное, – доказывали свое советники. – Страже на внешних воротах приходится применять драконовские методы, чтобы не допустить в город толпы желающих попасть внутрь мужчин. Введена крупная пошлина за проход через ворота приезжих, и только имеющие постоянное жилье получают нагрудный жетон с выжженным специальным знаком. Но и этот знак могут отобрать и вышвырнуть из столицы, если мужчина вздумает воровать, просить милостыню или ночевать в общественных местах. Еще и прутом напоследок отделают.

– Так это что, в Хаюкави просить милостыню могут только женщины? – удивлялся Семен.

– И такого там нет. Даже самая бедная и обездоленная может прийти в специальное место, чаще всего при госпиталях, поесть там и выбрать себе хоть целый мешок предоставленной одежды. Причем не рваного тряпья, а вполне приличных, малоношеных и чистых вещей. Но, как правило, такие вот нищие и никому не нужные старухи пользуются правом поселения в монастырь для престарелых подданных. Их более десятка вокруг столицы и несколько возле любого другого города. Их там лечит, кормит, обслуживает и даже развлекает представлениями целый штат сотрудников-мужчин за счет королевской казны. И в монастырь стараются порой попасть даже те старушки, которым не так плохо живется при живых детях и многочисленных внуках.

– М-да! – Граф попытался апеллировать после таких новостей в сторону маркизы Фаурсе. – Да тут не просто матриархат, тут невероятно извращенный матриархат!

На что Люссия, так к тому времени и не простившая неудавшейся шутки по поводу ее ревности, с ядовитым сарказмом воскликнула:

– Прекрасные у них законы! Только слишком мягкие. По мне, так всех самцов вообще следует содержать на цепях и в намордниках!

– Ну спасибо. – Несмотря на массу негатива в услышанных восклицаниях, Загребной не мог сдержаться от улыбки. – Но тебе бы пришлось делать для меня цепочку из лайкра и смешанного металла. Правда, одного не могу понять, чего ты на меня так взъелась? Я ведь всегда выступал как против рабства, так и против неравенства. Или тут дело в другом?

– Ты? Против неравенства? Хм! А может, тебе напомнить, как ты кривился и грубил князю демонов Шееду Зоркому, который просто со мной мило разговаривал и восхищался моей красотой?

– Нашла что вспомнить! – возмутился Семен. – Да он нагло с тобой заигрывал! Да еще и в моем присутствии!

– Ага, значит, тебе ревновать меня к женатому демону можно, а когда к тебе нагло пристает одинокая принцесса, я должна помалкивать как последняя рабыня?

Выходцу с Земли ничего не оставалось делать, как излюбленным методом выйти из неприятного спора: подстегнуть своего коня и резко вырваться вперед. Столица Колючих Роз уже маячила на горизонте.

Что такое наркотики и чем страшно потом привыкание к ним, Федор знал с детства. Отец подобному воспитанию уделял довольно много времени. Как и разъяснению, что человек, употребляющий любую дурь, – практически сразу превращается в труп. Дата его уже обозначенной смерти зависит лишь от нескольких, порой совершенно независимых от воли самого наркомана, факторов. Но умрет он обязательно. Что бы ни случилось.

Это так отец убеждал. Чуть позже Федор успел почерпнуть в книгах другой постулат: если у наркомана еще остались сильные запасы воли, то при усиленном лечении он все-таки может вырваться из порочного круга. То есть шанс вернуться к нормальной жизни у соображающего человека оставался всегда. Хуже, когда соображение отключалось полностью и навсегда.

В его случае все было до ужаса не так. Хотя парочка общих тенденций этого порока и сохранилась. Во-первых, сам он на первые приемы шауреси и не подписывался, и не соглашался. Его нагло, коварно и беззастенчиво использовали как бездумную, ничего не соображающую куклу.

Во-вторых, сила воли у него еще оставалась огромная, и он бы, наверное, смог бы и сам избавиться от зависимости к наркотическому нектару, но вот подключить к этому свои магические силы Шабена не получалось. После несправедливого приговора и продажи в рабство, а вернее, с самого первого дня ареста его насильно пичкали эликсиром пасхучу, тем самым средством, при попадании которого в желудок вс е магические уровни, кроме первого, аннулировались.

В-третьих, наркотическая зависимость, скорее всего, стала полностью необратимой. Достаточно ему было увидеть вожделенный флакончик в руках у своей очередной хозяйки, как сознание отключалось, тело переставало слушаться, а рот сам просительно открывался в немом желании получить новые капли истинного блаженства. В краткие перерывы между горячечным бредом наркотического существования и сна он просыпался и с содроганием осознавал, что даже не в силах ничего делать по собственной воле. Организм продолжал повиноваться лишь голосу рабовладелицы и безропотно выполнять все ее прихоти. Говорили ему сидеть, он мог так и не встать целый день с одного места, говорили ему есть, он насыщался порой до безобразия, потому как не мог сам остановиться. Но больше всего он готов был провалиться в нирвану безумия, когда ему показывали розовую бутылочку и начинали ласковым, игривым голосом убеждать, что он соскучился по любовным утехам. Причем когда его на это «приговаривали» человеческие женщины, то хоть как-то были еще понятны их низменные чувства. Но вот после перехода в руки какой-то демонессы, которую он видел лишь как контурные сгустки тела, присущие древесным, в голову Федора стали закрадываться мысли о самоубийстве. Особенно в тот момент, когда он просыпался в неизвестно каких объятиях и хоть чуть-чуть осознавал самого себя. Мало того, когда он узнал возраст использующей его демонессы, то даже жесткий приказ не смог его несколько дней сдержать он непроизвольной рвоты. В горячечных фантазиях его извращенная хозяйка из демонического мира походила на Бабу-ягу из страшных сказок.

Ну и в-четвертых, наибольший удар по его психике нанесли сведения, полученные во время пребывания в рабстве у третьей хозяйки, графини Чизы Бонекью. Он как-то отходил от наркотического угара, лежа на толстом ковре в малой гостиной, и подслушал длинный спор наперсниц графини о сути сексуальных рабов, их пристрастиях к дозам нектара и продолжительности жизни. То, что подобных бессловесных, но живых кукол называют саброли, Федор уже знал. В последнее время к нему все чаще только так и обращались. Хоть и подкрашивали это оскорбительное слово ласкательно-уменьшительными эпитетами: маленький, нежный, страстный, игривый или нетерпеливый. Но вот то, что они уже через год после применения шауреси переставали помнить свое собственное имя, повергло в шок. И дальше даже не осознавали, как и к какой новой хозяйке они попадали. К сожалению, и это оказалось не самым страшным: верхом цинизма местного рабовладельческого строя считалось мнение, что скармливанием наркотика богатые женщины дают истинное счастье выбранным мужчинам, продлевая их жизнь в полном расцвете молодости до шестидесяти лет. Потом, как правило, саброли умирали от разрыва сердца во время любовных игр.