— Говорите что хотите, — отмахнулась Розмари. — Я не стыжусь случившегося. Скорее наоборот.
Они уехали. Она осталась одна, но вместо того, чтобы сидеть и размышлять, она надела передник и, собрав щетки, тряпки и моющие средства, принялась за генеральную уборку. Пока Розмари наводила порядок в квартире, она думала об Алане и Дафни, о них вместе, хотя и не представляла их семейной парой. Парой были они с ним… Все газеты и телевидение буквально наводнены сексом. Секс проник во все. Это нарастало, пусть и довольно постепенно, больше пятидесяти лет, но только сейчас она осознала реальность во всей ее суровой красе. Было больно осознавать, что Алан и Дафни занимаются сексом. А они? В их идеальной паре секса не было уже очень-очень давно.
И все это произошло — абсолютно все — из-за тех туннелей и старика Уинвуда, который выгнал оттуда детей. Розмари перестала отскребать грязь с плитки в ванной и представила эту картину. Нет, этого не может быть, так не должно быть! Единственный человек, который мог все это остановить, была она сама. На этот раз она должна пойти туда одна, никого не предупреждая о своем визите. Почему вдруг генеральная уборка показалась такой хорошей идеей? Это было ненавистное занятие, которое не любит ни одна молодая женщина, если верить женским журналам и соответствующим рубрикам в газетах. Из далекого прошлого она знала, что, как только с уборкой будет покончено, единственное, что останется, это сесть в гостиной и любоваться своей работой. И как долго это продлится? Десять минут? Никакого настоящего удовлетворения, никакого триумфа не будет. Она просто сделает то, к чему ее приучали родители, и все.
Чем эта шлюха Дафни заработала себе на жизнь? Морин Бэчелор рассказывала, что раньше она была адвокатом. Адвокатом, который работал в качестве советника одной крупной компании. Не простым юрисконсультом. Это наверняка пригодится, думала Розмари, когда она вздумает помочь Алану с разводом. Этого нельзя допустить. Не стоит даже думать об этом. Сейчас ей нужно было думать лишь о том, как проникнуть в тот ненавистный дом на Га-мильтон-террас. И так, чтобы никто из них не открывал ей переднюю дверь. Об этом визите никто не должен знать — ни дочь, ни сын, ни внучки. В будущую среду они должны увидеть ее спокойной и выдержанной. Возможно, она будет сидеть за своей вечной швейной машинкой и строчить очередной шов на очередном платье. Она должна вбить себе в голову, что Алан вернется к ней. И она скажет им об этом, когда они приедут.
— Он вернется.
Никто не спросит, примет ли она его обратно. Все будут слишком расслаблены. Ее любовь к ним, главная движущая сила ее существования, переросла в негодование. Розмари никого не хотелось видеть. Все, чего ей хотелось, это продумать ситуацию с разных сторон и составить план проникновения в тот дом. Она не станет торопиться. Спешкой здесь не поможешь. В конце концов, сейчас время работало на нее, а не только на Алана, и она могла все тщательно рассчитать.
Глава восемнадцатая
Обязанность навещать стариков и заботиться о них обычно прекращается сама собой, когда человек сам стареет. Возможно, это происходит в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет. Но не старше, размышлял Майкл. Не тогда, когда человеку уже под восемьдесят или под девяносто. Молодому посетителю — в данном случае ему — было около семидесяти. Он поднялся наверх, зашел в комнату Вивьен и громко произнес, встав у края кровати:
— Если полмира доживает до восьмидесяти пяти — восьмидесяти восьми лет, почему ты должна была умереть в пятьдесят? Если я так переживал, так заботился о тебе, почему ты оставила меня? Почему мне теперь приходится заботиться о людях, до которых мне нет никакого дела?
Он имел в виду отца и Клару Мосс. Клара в этом смысле вызывала у него куда больше сочувствия. Ночью ему приснился отец в той ужасной футболке с черепом. Во сне он отправился по магазинам, и всюду ему мерещились ухмыляющиеся черепа. Череп стал модным украшением. Ему приснилась женщина с черепами на черных мокасинах, с черепами-сережками, ну и конечно, в футболке, как у его отца. Это его несколько озадачило, потому что женщина в мокасинах была пожилой, если не того же возраста, что и отец — кто же она такая? Такой наряд для тридцатилетнего мужчины сошел бы за вполне приемлемый, но зачем старику или той женщине напоминать о близкой кончине?
Следующей в плане его визитов значилась Клара Мосс. В прошлый раз компанию ему составил Льюис Ньюмен. По крайней мере он проводил Майкла до двери. В этот раз никто не собирался его сопровождать, поэтому он сильно удивился телефонному звонку Морин Бэчелор. Она спросила, не может ли он еще раз заглянуть к Кларе. Нужно наведаться к ней всего пару раз, поскольку она сама будет в состоянии двигаться, как только почувствует себя лучше. Майкл спросил, как она.
— Очень скучаю по Джорджу. Естественно, ведь мы так связаны. Почему бы вам не повидать нас, прежде чем отправитесь к Кларе? Приезжайте, выпьем хереса. — На последнем слове ее голос надломился. — О боже, я все еще никак не могу успокоиться.
Кэрисбрук-хаус выглядел как обычно, но в воздухе витало что-то странное. Раньше атмосферу создавал Большой Джордж и его громкий голос, который был слышен в каждом закоулке бунгало. В его отсутствие — теперь так будет всегда — Майкл машинально понизил голос, перейдя почти на шепот. Они выпили немного хереса — сухого «Олоро-со». Он был темно-коричневый, сладкий и немного терпкий. Морин оделась в черное — чего новые вдовы сейчас порой избегают. Она еще сильнее похудела и побледнела. Майклу показалось, что она несколько раз окинула взглядом комнату, испытывая своего рода замешательство, как будто пытаясь найти или вызвать образ Джорджа.
Но херес все же вдохнул в нее жизнь. Майкл рассказал ей о своем отце и об «Урбан-Грейндж», многое опустив, в том числе футболку с черепом и намерение отца дожить до столетия. Морин, в отличие от ее шуринов, не знала Майкла ребенком. Не знала она и его отца, которого все почему-то считали людоедом, и она при первой же возможности вежливо сменила тему.
— На днях я столкнулась с Розмари Норрис. Ты же помнишь ее?
— Конечно.
— Так вот мне кажется, она сошла с ума. Разве старость к такому приводит? К таким сумасшедшим фантазиям?
— Не знаю, — ответил Майкл. — Да и откуда мне знать?
— Так вот она, наверное, помешалась, эта Розмари. Мы были в супермаркете, стояли в сырном отделе. Надо сказать, что очереди там собираются длиннее, чем на почте! Странно, что там очереди, ведь сейчас у всех есть Интернет, не так ли? О чем это я? Ах да, о Розмари. Заметьте, я не поверила тому, что она мне рассказала. И сейчас не верю. Она рассказала, что была в доме Дафни Джоунс — то есть Фернесс — и накинулась на нее с кухонным ножом. Как вам такое?
— То есть вы хотите сказать, что она ударила Дафни ножом?! А Алан был там?
— Она сказала, что пыталась нанести удар ножом, который специально захватила с собой, но
Дафни надела что-то такое… вроде нагрудника, и нож отскочил, не поранив ее. Единственным пострадавшим был Алан. Она порезала ему руку. В больницу он идти отказался, и теперь, по словам Розмари, у него может быть заражение крови.