– Алиби? – Лариса пренебрежительно
фыркнула. – Какое алиби, вы что? Кто это алиби подтвердил? Квашня
белоглазая, белобрысая Наташка Калинина, с которой Юровский спал и на которой
женился вскоре после того, как они Сергея прикончили? Лет пять они просто жили,
Наташка все сокрушалась, что не может его в загс затащить, мы с ней даже
немного сдружились на этой почве, вроде как подруги по несчастью, а тут раз –
немедленно после смерти Сергея свадьба! Понятно же, что Юровский Наташку
отблагодарил за это а-алиби.
Лариса протянула последнее слово на такой
низкой ноте, что даже закашлялась и отпила воды из большой кружки, стоявшей на
подоконнике. А тем временем Нестеров и Алена переглянулись, и Алена снова
поняла, что они опять думают об одном и том же: вот оно! Вот у кого могла быть
доверенность на вождение автомобиля покойного Юровского! Вот она, «Юрмала» –
Наталья Калинина, ныне Юровская!
Но тут же энтузиазм, вспыхнувший одновременно
в их глазах, одновременно и погас, потому что их поразила очередная догадка:
никак не может Наталья Калинина быть той самой «Юрмалой», которая поставила
взрывчатку на «Форд» Нестерова, которая притворялась уборщицей в «Юбилейном»,
которая сегодня следила за ними на улице Контрольной. Какой угодно была
женщина, которую они про себя стали называть «Юрмалой», но только не белоглазой
и белобрысой квашней. Глаза у нее были темные, яркие, а волосы… Волос ее Алена
так и не видела, кстати сказать, в пансионате их скрывала какая-то нелепая
тряпка, в лифте – каскетка. Хотя вроде бы какие-то пряди выбивались… темные
пряди…
– Женился, значит, Борька на
Наташке, – заговорила вновь Лариса, утирая влажные губы и отставляя
кружку, – но ужиться с ней так и не смог. Тошно, видать, стало. Хотя
Наташка вообще была противная, липкая какая-то. Поэтому, когда я узнала, что
буквально через месяц после свадьбы «молодая жена» взяла да и померла, я ничуть
не удивилась.
– Как померла? – разом спросили
Алена и Нестеров.
– Да так, – ехидно ухмыльнулась
Лариса. – Как люди умирают? Грибочков поела – ну и… Совершенно как в
анекдоте, ей-богу! Знаете анекдот, как мужика спрашивали, почему умирают его
жены?
Анекдот этот Алена знала. А кто его не знает?
Но ей сейчас было, честное слово, не до анекдотов. Ну и дельце… Прозекторская
какая-то! Сплошные трупы! Лютов, Юровский, Толиков, Лена, жена Юровского…
Кошмар, просто кошмар сплошной!
– Вы что, думаете, это Юровский
ее?.. – осторожно спросила Алена.
– Не сомневаюсь ни минуты! –
фыркнула Лариса. – Она была, конечно, заядлая грибница, вечно, как белка,
сидела в окружении связок с сушеными грибами, что-то мариновала,
консервировала, из лесу ее было просто не вытащить, у всех гостей просто с души
воротило от грибов. А Борька их вообще в рот не брал, у него что-то там с
печенью было. То ли правда, то ли вид такой делал: может, планы далеко идущие у
него были с самого начала их с Наташкой знакомства… Но он правильно обставился:
отбыл в командировку в Москву, а Наталье в тот момент возьми да и попадись в
связке сушеных белых одна сушеная поганка… Так Юровский уехал женатым, а
вернулся уже свободным человеком. В общем, развязался с ней.
– Вы так уверенно говорите, но ведь,
наверное, было какое-то расследование, милиция, видимо, не сомневалась, что
произошел несчастный случай, – предположил Нестеров.
– Вы извините, но кто из ваших видит
дальше собственного носа? – снисходительно спросила Лариса. –
Убийство Сергея приняли за самоубийство, убийство Наташки – за несчастный
случай… Тоже небось алиби у Борьки было. Уж наверное, какая-нибудь новая его
пассия помогла это алиби состряпать, как раньше – Наташка, царство ей небесное.
– А вы кого-нибудь из пассий
знаете? – с невинным видом спросила Алена.
Зря старалась, Лариса покачала головой:
– Никого и ничего я не знаю. До меня
вообще только слухи теперь доходят. Сергей, Юрка, Толян, их жизнь, смерть, кого
они любили, кто их ненавидел – это меня уже мало волнует. Я в их делах всегда
была чужая, Сергей со мной и не говорил о них никогда. О том, что там были
замешаны какие-то серьезные деньги, я случайно от Вадима узнала. Да что мне в
тех деньгах? Если бы они сейчас нашлись, мне бы все равно ничего не перепало.
Мое дело сторона, мы с Сергеем не были официально зарегистрированы. Ей-богу, у
Марины – и то было бы больше прав, чем у меня! А в основном у детей, у Ирки с
Вадиком. Ну, разве что сынуля мой бросил бы что-нибудь матери, как жалкую
подачку…
Голос Ларисы задрожал от ненависти, она резко
вскочила и снова зажгла газ под латунным тазом.
– Ладно, – примирительно проговорил
Нестеров, – оставим это. Вопрос вот какой: насколько мне известно, Сергей
Лютов оставил предсмертную записку, в которой объяснял причины своего
самоубийства. Она у вас не сохранилась случайно?
Лариса уставилась подозрительно:
– Какая еще записка? С чего вы взяли, что
Сергей ее оставил?
– С того, что упоминание о ней есть в
материалах дела, – не моргнув глазом, соврал Нестеров.
– И о чем там речь?
– Как – о чем? Разве вы ее не читали?
– Да уж, наверное, нет, раз спрашиваю. Я
о ней вообще впервые слышу! А она что, мне адресована? Тогда странно, что
Вадька ее не передал. Нет, правда, Сергей оставил мне записку?
Голос женщины снова задрожал, и Алена только
вздохнула про себя.
Вот именно – про себя вздохнула…
– Что-то я не пойму, а разве не вам
отдали все вещи покойного Лютова после того, как дело было закрыто? –
удивился Нестеров.
– Конечно, не мне, – сердито
поглядела Лариса. – Я ж говорю, мы и не жили уже вместе, в милицию за
вещами ездил Вадим, и он потом все отвез… на квартиру Сергея. Ладно, что мне
его вещи, но записка… Я и не знала, что там была записка для меня!
Алена снова вздохнула. О любовь, любовь… вот
уж змея подколодная, жалишь ты внезапно, жалишь без промаха, и жало твое не
теряет остроты, и яд твой смертоносен всегда, всегда, всегда, он не имеет срока
давности…
– Собственно говоря, – уклончиво
пробурчал Нестеров, и по лицу его было видно, как он жалеет, что завел этот
разговор, – письмо было без адреса.
Лицо Ларисы побледнело.
«Ой, не надо!» – чуть не взмолилась Алена. Однако
Нестеров не внял:
– Да, без адреса, но там Сергей прощался
с какой-то ласточкой-черноголовкой. Вы… вы имеете представление, о ком могла
идти речь?
Лариса чиркнула спичкой и поднесла ее к уже
включенной горелке. И стояла так, не замечая, что спичка сейчас догорит до
снования. Потом, вскрикнув, отдернула руку.