Вечный сдвиг - читать онлайн книгу. Автор: Елена Григорьевна Макарова cтр.№ 29

«Тварь я жалкая, вот я кто, – думал он, глядя в высокое чистое небо без единого облачка, – зря перевел на меня создатель столько ценного материала».

– Не греши, – откликнулся кто-то живой на его мысли.

– Брат во Христе, Серафим! – обрадовался Федот. – Какими путями?

– В рамешковской церкви служу. – Серафим поздоровался с Федотом за руку. – И семью сюда перевез. Хорошо тут, и здоровье поправляется.

Серафима и впрямь было не узнать. Исчезла болезненная одутловатость, он как-то выпрямился, приосанился, даже борода его была ровненько расчесана на пробор.

– Молиться надо, – наставлял Федота Серафим. – Мы в миру столько масок на себе носим, а вот остаться наедине с собой и совестью, сбросить личину и предстать пред Господом – это большая духовная работа, и она обязательно принесет плоды.

– А ты вот другое скажи, – перебил его Федот, – уехал ты из Москвы, а старушек и детей диссидентов на кого оставил?

– На Братьев. Я теперь здесь больше нужен. Пойми, Федот, историей доказано, что человеку не хлеб нужен, а слово Божье. Смотри, у человека уже всего вдосталь, а жизнь его ничуть не улучшилась. Ни цели, ни пути, – говорил Серафим, увлекая Федота за собой.

– Это понятно. Все до воскрешения доступно моему уму, а вот с воскрешением у меня загвоздка. Докажи, что это было на самом деле.

– Нет таких доказательств, – сказал Серафим строго. – Это вера, а не теорема.

52. Свидание в Рамешках. Детское лицо с большими испуганными глазами смотрело на Федота. Тонкий нос с глубокой переносицей торчал наподобие воробьиного клюва, нежная кожа в едва заметных желтых веснушках была подернута сеткой морщин.

«Никакая она не красавица, – подумал Федот. – Аня куда краше, верно в отца». Но вспомнив наземного космонавта, Федот отмел это предположение.

Опустившись на колени, Маша поцеловала шрам на руке Федота.

– Зарубцевался. А то принесли тебя – одно месиво, а я тряпочки в марганцовке смачивала и пела: «У кошки боли, у собаки боли, а у Федотушки не боли».

Федот поднял Машу на руки.

– Пусти, Федотушка, тяжело тебе, – сказала она, а сама обвила его шею руками.

Из раменских домов высыпали дети и старики.

– Утопленница, – кричали дети.

– Ведьма, – переговаривались старики.

– Отпусти, Федотушка! Сколько лет я их не видала, а они такие же злые. Душно мне без воли, Федотушка, – сказала Маша и опустилась на пыльную, еще не омытую первым дождем дорогу. – Как мы любили друг друга… И холод, и голод сносили мы под конвойкой, так были счастливы вместе.

– А сейчас, разве сейчас ты не счастлива?

– Нет, сейчас я не счастлива, – ответила Маша и закурила Федотову сигарету. – Я, Федотушка, из-за тебя сюда прихожу. Вижу, как маешься ты среди шкурников и мерзких трусливых душонок.

– И приходи, – взмолился Федот. – Я без тебя с тоски помру.

– Нет уж, ты живи, – сказала Маша, – внука моего вырасти человеком с большой буквы «Ч». Ты на земле моя единственная опора.

Федот согласился еще пожить, ради Тимоши, хотя жить ему совсем не хотелось.

53. Право на бесплатный проезд. У железнодорожного переезда, на насыпи, лежал Тимофей Белозеров и громко стонал: «Не хочу умирать, не хочу умирать… Не спать! Ты что, спать сюда пришел, а вот как спущу тебя в подвальчик! Выходи! Немцы, евреи влево становись! Кого бы съесть, дай руку откушу. Нет у меня жены, никому она не давала никакого хлеба, ничего не знаю, ничего не видел, а-а-а!»

Федот погладил Тимофея по худому плечу. Мутные глаза с прожелтью открылись и закрылись.

– Нет у меня жены, нет у меня сына, нет у меня дочери, никого не знаю, я начальник станции…

Федот приложил к его лбу пустую бутылку.

– Ты не тронь меня, доходяга я, на рельсах полежу да и преставлюсь.

– Поедем лучше в Москву, сведу тебя к У Тану.

– Сам дорогу найду, без сопровождающих. Какая Москва, когда денег ни шиша! А зайцев я презираю. Я самолично их штрафовал и буду штрафовать.

– Но как железнодорожное начальство ты имеешь право на бесплатный проезд, – сказал Федот, – так что до Москвы мы с тобой за полцены доедем.

54. К появлению Тимофея Иван отнесся с горячим неодобрением. Он так и сказал:– Я это горячо не одобряю. Не нужен мне этот деклассированный элемент. Дубу даст – куда его денешь?

– В Мавзолей. Вместо тебя. Он за твои идеи такую муку принял!

Иван ушел к себе и заперся изнутри.

Тимофей бредил войной.

– Ать-два, левой! Ать-два, левой! – маршировал он по коридору. – Лучшим людям не дали защитить Родину от фашистов! Поеду в Израиль! – решил он, впервые послушав Би-би-си. – Без меня воюют! – сокрушался он. – А далеко до этого Израиля? Пехом сколько выйдет? Войну требую! – шумел Тимофей под стук Иванова молотка.

Федот сводил Тимофея в баню, вымыл как следует, побрил, обкорнал лохмы, купил ему в «Детском мире» автомат «Огонек».

Теперь Иван стучал молотком, а Тимофей строчил из автомата.

Федот позвонил в МОСХ, попросил заказ хоть какой-нибудь, но время было ни вам ни нам, к майским праздникам уже все расхватали, а октябрьские еще не распределили.

Навоевавшись, Тимофей засыпал на топчане, и в эти тихие часы Федот думал, как быть дальше. Попросить Клотильду, может хоть на пару дней примет она к себе эту жертву сталинизма? Но Клотильда отказалась. «У меня инфаркт», – сказала она и бросила трубку.

55. Клячкин отнесся к Тимофею с сочувствием.

– Жертва репрессий! Изувеченные души миллионов! Старик, если нужна материальная помощь, я запрошу Фонд. Слушал по бибикам мое интервью про Соловки? Я им все выдал, – подмигнул Клячкин ячменным глазом и проглотил сырое яйцо. Но взять Тимофея к себе хоть на пару часов отказался.

– Старик, войди в мое положение. Придут форины, а тут, понимаешь, живая жертва. Испугаются, старик, они же тоже люди.

– Как останки хоронить – так вместе, а как человека несколько часов постеречь, так форинов жалко!

– Тсс! – шепнул Клячкин. – Я весь в аппаратуре.

– За родину, за Сталина, вперед! – воевал Тимофей под портретом Солженицына, – За родину, за Сталина назад! Стой, стрелять буду!

– Он твой одноделец? – уважительно спросил Федота Клячкин.

– Да вроде того. Наземный космонавт. Пора, пойду с поля боя выносить. Чего-то он притих.