Флотская богиня - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 70

Комбат внимательно присмотрелся к каждой пробоине в мишени, словно подозревал комвзвода в подлоге, и, потрясая мишенью, сурово пробасил:

— Еще раз вот так вот якорь травить станешь — на рее подвешу, вместо сигнального вымпела! Ну-ка, выдать этому стрелку две обоймы и установить новую мишень! Членораздельно выражаюсь, Гайдук?

— Так точно, членораздельно.

— Стрелять будешь по всякому — на ходу, в полный рост, пригнувшись, с колена, лежа. Но все — в движении, как бы во время атаки. Представь, что наша разведгруппа попала в засаду. Отойди шагов на тридцать и начинай.

Сменяя позицию, то перемещаясь из стороны в сторону, то бросаясь на землю и перекатываясь с боку на бок, Евдокимка всякий раз успевала досылать в патронник новый патрон и производить выстрел — почти не целясь, даже не поднося карабин к плечу. «Маневрирование туловищем», как называл это старшина Разлётов, у нее получались неуклюже, но когда офицеры посмотрели мишень, то развели руками.

— Тебя конечно же следовало бы отдать на курсы снайперов, но только черта им в зубы, — заявил комбат. — Никогда и ни за что! Членораздельно выражаюсь?.. Ты, я помню, неплохо «шпрехаешь»?

— У нас это наследственное, семейное. В свое время мать угораздило стать учительницей немецкого…

— Благодари судьбу, что не скрипачкой, а то бы душу тебе смычком извела.

— Только и радости в жизни…

— Вот и я о том же. Ситуация, словом, такова, — придерживая Евдокимку за предплечье, Корягин отвел ее чуть в сторону. — Вчера меня вызвали в штаб бригады и назначили командиром нового, отдельного, особого батальона. Учитывая, что службу свою в морской пехоте я когда-то начинал в разведке, мне поручено срочно создать «разведывательно-штурмовой», как мы его условно назвали, батальон, в задачу которого будут входить разведка, диверсии, захват плацдармов на вражеской территории.

— Вы начинали со службы в разведке? — искренне удивилась Евдокимка. — Я даже не догадывала… не догадывался, — едва успела она проглотить женское окончание. И тут же укорила себя: «Это ж нужно! Чуть было таким вот глупым образом не рассекретилась». — Наверное, вас специально готовили для этого?

— Не спорю, кое-чему обучили, — иронично передернул щекой комбат. — Тем не менее я попросил направить к нам из разведотдела штаба армии инструктора, а еще лучше — двух. Но вернемся к нашему отдельному батальону. Решено также, что одна из трех его рот будет разведывательно-диверсионной. А значит, отборной; в армейском понимании этого слова, естественно.

— Если нужно мое согласие…

— В «диверсант-роту» набор ведется только на добровольной основе. Что, ефрейтор, возникли сомнения?

— Никак нет. Уже согласен.

— Вот это комбат Кор-рягин понимает! Первый взвод ее сформируем сегодня, прямо сейчас. Можешь кого-то рекомендовать?

— Прежде всего — старшину Климентия.

— И пусть только попробует отказаться! — воодушевленно поддержал ее комбат.

— Клим Климентий — отказаться? Да никогда! Кстати, он и командиром взвода мог бы стать.

— Или же остаться старшиной роты. Но ты прав, ефрейтор, на первых порах ему следует поручить командование этим взводом. А там, глядишь, и младшего лейтенанта присвоят; война — время чинов и орденов.

— Обязательно нужно присвоить.

Евдокимка назвала также Таргасова и еще десятка два бойцов, показавшихся ей наиболее крепкими, кого успела приметить в первые же дни службы, особенно во время учебных десантов, когда «бои на плацдармах» велись рота на роту.

Георгия Аркашина же в их числе Гайдук назвала лишь из уважения к его честно заслуженной тельняшке. В показном балагурстве этого «хлопца из Голой Пристани» просматривалось нечто фальшивое; к тому же он то и дело придирался к Евдокимке, всячески стараясь ее «подначить», не зря старшина Климентий называл его не иначе, как «тля бердичевская».

Правда, поначалу девушка не могла понять, почему именно «бердичевская», но потом выяснилось, что самого его, Клима, как беспризорника, отловили где-то в районе этого самого Бердичева. Настоящее имя свое старшина тщательно скрывал, поэтому беззастенчиво врал, что приходится внебрачным сыном самому Климентию Ворошилову. И хотя за байку эту его в детстве били беспощадно, и не единожды, кличка «Ворошило» к нему приклеилась как-то сама собой. «Нарисовать» же фамилию «Климентий» мальчишка попросил сам, чтобы была похожей на его настоящую — Климентьев, в чем он так и не признался. Впрочем, все это — дела минувших дней. Теперь же в роте все звали старшину просто Климентием, не утруждаясь уточнением — имя ли это старшины или же его фамилия?

Когда следователь-садист вышел, мужчины сочувственно осмотрели прислонившую к стене между столом и сейфом, избитую, смертельно измученную женщину, и в кабинете воцарилось неловкое молчание. Жерми конечно же не нравилось, что сразу трое мужчин ее — в таком виде! — рассматривают, словно уличное привидение. Собственный взгляд Анны был преисполнен саркастического осуждения.

Впрочем, турнир взоров длился недолго, и прервала его сама Жерми:

— Так что, господа? Процесс опознания считается завершенным? — она нашла силы озарить энкавэдистов своей старательно отрепетированной улыбкой. При этом левый глаз ее синюшно заплыл, нижняя губа оказалась рассечена, а на подбородке и на скулах запеклись комочки крови — пусть господа офицеры полюбуются тем, чем хотели полюбоваться.

— Извините, Анна, но так было необходимо, — сугубо по-генеральски извинился перед ней Шербетов.

— Если необходимо, тогда стоит ли оправдываться, генерал? — вновь озарила его Жерми улыбкой Квазимодо. — Не утруждайте себя жалостью.

— Речь идет не о жалости, а о жестоких реалиях нашей службы. В утешение всем нам сообщу: сегодня поступило подтверждение того, что проверку младший лейтенант Жерми прошла и ее зачисляют в специальную разведшколу.

— Наконец-то я вижу проявление некоторого благоразумия, — сдержанно прокомментировала Анна.

Доселе молчавший подполковник Гайдук неожиданно обрел дар речи и предложил Жерми присесть. Его тут же, извиняющимся тоном поддержали генерал и полковник. Анна смертельно устала, поэтому инстинктивно шагнула к стулу, на каком еще недавно восседал ее экзекутор, однако опуститься на него так и не решилась, побрезговала.

— Лучше уж я постою, — процедила сквозь распухшие губы она.

Осознав неловкость положения, в котором все они пребывали, находясь в этой камере пыток, генерал признал свою ошибку тем, что предложил пройти в его кабинет.

Пока адъютант накрывал стол четырьмя рюмками коньяка, бутербродами с маргарином и пирожками, вызванная Шербетовым медсестра-сержант, из бывших лагерных надзирательниц, провела Анну в офицерскую душевую и помогла привести ее внешность в порядок.

Они выпили за победу, за доблестную разведку и за всех тех, кто в эти дни сражался на видимых и невидимых фронтах.