– Привыкай, Тиккирей. – Женщина улыбнулась, взъерошила мне
волосы. – Ты же серьезный и самостоятельный человек.
Она вроде как надо мной подтрунивала, но не обидно.
– Ладно, я постараюсь, – пряча покупки в пакет, сказал я. –
До свидания.
Квартиру мне предоставил муниципалитет. Во временное
бессрочное пользование как вынужденному эмигранту с «планеты, объявленной зоной
бедствия». Наверное, для авалонцев эта квартира считалась маленькой и бедной,
но мне очень нравилась. Там было четыре комнаты, и кухня, и большая
застекленная лоджия, откуда видны лес и озеро – говорят, летом жители
Порт-Ланца любят устраивать там пикники. Сейчас озеро застывшее, покрытое
тонким серебристым ледком. Ночью на нем отражается лунный свет.
На восьмой этаж я поднялся на лифте, хотя иногда просто
бегал по лестнице – вместо физкультуры. Отпер дверь и тихонько вошел в
прихожую.
В гостиной бормотал телевизор. Я прислушался:
– Это страж-киборг, Даймор!
– Прикрой меня!
Затрещал плазменный бластер, судя по характерным выхлопам
хладагента – армейская «Пума» в режиме сплошного разряда. Я выждал три секунды,
но у «Пумы» почему-то и не думал кончаться боезапас. Тогда я выждал еще пять
секунд, но хладагент тоже не кончался, и ствол у бластера даже не собирался
расплавиться. А у нас в лаборатории, на испытательном стенде, больше десяти
секунд не выдерживал ни один ствол.
Я скинул ботинки, снял куртку и прошел в холл.
Лион сидел в кресле и смотрел в экран.
– Привет, Лион, – сказал я.
– Привет, Тиккирей, – откликнулся он, не отводя глаз от экрана.
Там прыгали человеческие фигуры в тяжелой броне – в которой не очень-то и
попрыгаешь, обстреливая здоровенного паука, хищно щелкающего жвалами. Из паука
во все стороны летели ошметки мяса и железяки, но он и не думал помирать.
Я сел на подлокотник кресла и посмотрел на Лиона.
Мой друг внимательно смотрел в экран.
– Ты хочешь в туалет? – спросил я.
– Да, – подумав, согласился он.
– Сходи, Лион. Сейчас встань, сходи в туалет и сделай все,
что нужно.
– Спасибо, Тиккирей.
Лион встал и вышел. Совсем как нормальный человек.
Не смогли мы со Стасем его спасти. По-настоящему спасти.
Подключение в поток все-таки перебило ту программу, которую запустил в Лионе
Иней. Но волю он потерял. Стал примерно как Кеол из экипажа «Клязьмы», может,
даже еще хуже. Ему все надо напоминать – не потому, что Лион забывает умыться
или поесть, а потому, что не видит смысла в таких поступках. Не хочется ему
ничего.
А самое ужасное, что он все понимает. И где-то там, в
глубине души, мучится из-за случившегося.
Лион вернулся, снова сел в кресло. Будто меня и нет в
комнате. Единственное, что он по-прежнему любил делать, к чему его тянуло будто
магнитом, – это смотреть телевизор. С расчетными модулями тоже так бывает…
– Ты пообедал, Лион? – спросил я зачем-то.
– Да.
Я соскочил с подлокотника, заглянул ему в глаза. Словно он
мог соврать.
– Правда? Ты поел, честно? Ты хотел есть?
– Честно поел, – ответил Лион. – Хотел.
Неужели так быстро?
Мне все говорили, что рано или поздно Лион восстановится,
станет как прежде. Что мозг, особенно детский, очень гибкая система и воля
возвращается. Вначале в самых простых потребностях, «витальных», как выразился
врач. Потом – полностью. Но никто не ждал, что это будет так быстро!
– Лион… – прошептал я. – Слушай, как я рад! Ты молодец,
Лион!
Он ничего не ответил, ведь я не задал вопроса.
– Может, ты еще и посуду вымыл? – поинтересовался я, чтобы
заставить его говорить.
– Надя вымыла, – охотно ответил Лион.
И вся моя радость куда-то исчезла.
– Так это Надежда тебя покормила?
– Да. Она пришла, спросила, хочу ли я есть, – спокойно
ответил мой друг. – Я сказал, что хочу. Я пообедал. Потом она вымыла посуду. Мы
поговорили. Потом я стал смотреть видео.
– Ты молодец, – снова сказал я, хотя никакой радости уже не
осталось. – Я пойду на работу, Лион. Приду очень поздно. Когда видео
выключится, – я поднял с пола ленивку и быстро запрограммировал таймер, –
пойдешь спать. Разденешься, ляжешь под одеяло и будешь спать.
– Хорошо, Тиккирей. Я все понял.
Из квартиры я почти убежал. У меня было еще время, но я
выскочил за дверь и остановился на площадке, кусая губы. Как обидно! Как плохо!
– Тиккирей…
Я повернулся, посмотрел на Надежду. Она медсестра и живет в
соседней квартире. Вот мы и договорились, что она будет присматривать за
Лионом. Наверное, у нее дверной глазок был запрограммирован на мое появление.
– Здравствуйте, – сказал я. Надежда не очень старая, ей лет
тридцать. У нее всегда очень строгий вид и грубый прокуренный голос, но она
хороший человек… только почему-то я вечно перед ней теряюсь.
– Я заходила, покормила Лиона.
– Я понял…
Надежда шагнула ко мне, заглянула в глаза:
– Что стряслось, Тиккирей?
– Я… я подумал, что он сам поел…
Она вздохнула. Достала сигарету, щелкнула зажигалкой. И
сказала почти виновато:
– Господи, у меня и мысли не было…
– С ним все равно все будет хорошо, – упрямо сказал я.
– Да, Тиккирей. – Надежда затянулась, посмотрела на меня. –
Но может быть, лучше отправить Лиона на лечение в государственный госпиталь?
Они ведь согласны принять его бесплатно, и там хорошие специалисты, ты поверь!
– Верю. Но ему лучше со мной.
– Тебя пугает шоковая терапия?
Я кивнул. Она меня действительно пугала. Я был назначен официальным
опекуном Лиона, и поэтому мне подробно объяснили, что будут делать с моим
другом.
– Порой это выглядит жестоко, – согласилась Надежда. – И все
эти тесты на голодание, и болевые раздражители… но ты пойми, Тиккирей, в
госпитале большой опыт по реабилитации бывших расчетных модулей. Твой друг
выиграет год или два полноценной жизни. Пусть даже ценой некоторых неприятных
процедур.
– Он будет сидеть голодный, а перед ним будет стоять еда, –
пробормотал я. – Так ведь? И только когда Лион начнет сознание от голода
терять, ему прикажут поесть!