Фальшивая нота - читать онлайн книгу. Автор: Вера и Марина Воробей cтр.№ 7

«Интересно, на чем она добиралась? – подумала Черепашка так, словно речь шла не о ее родной маме, а о каком-то совершенно постороннем человеке. Она вскочила, на носочках приблизилась к двери, прислушалась. Больше всего Люся боялась, что Лелик приведет «этого хмыря» с собой. Но, похоже, ее опасения оказались напрасными. Мама вернулась домой одна. Люся слышала, как тихонько скрипнула дверь ванной комнаты, зашумела в кране вода. Вздохнув с облегчением, Черепашка вернулась на свой диванчик. – Жених-то, наверное, богатенький Буратино, если может себе позволить ночное такси!» – со злостью подумала Люся, залезая под плед. Вместо того чтобы как-то переключиться, заставить себя подумать на другую тему, Черепашка с того самого момента, как положила трубку, только тем и занималась, что распаляла, накручивала себя, рисуя в воображении картины, одна страшнее другой. Она представляла, как этот «неизвестно кто», он же «хмырь болотный» – самоуверенный и хамоватый – поселится в их квартире, начнет у них в доме устанавливать свои порядки, выгонит Люсю из ее комнаты и сам в ней поселится. В ее воображении этот человек был толстым, с черной бородой и усами и говорил почему-то писклявым, противным голосом. Больше всего он походил на Карабаса Барабаса из старого фильма про Буратино. Только у того голос, кажется, был низким, страшным и грубым. В этих болезненных фантазиях мама виделась Люсе растерянной, беспомощной и жалкой. Со слезами на глазах она умоляла Черепашку простить ее, шептала, с опаской озираясь на дверь, за которой возлежал на Люсином маленьком диванчике «ужасный бородач»: «Доченька, не покидай меня, останься! Он же меня убьет!» А Люся, стоя в прихожей с огромным черным чемоданом в руках, отвечала сухо и презрительно: «Привела в дом неизвестно кого, вот и живи с ним теперь, а меня оставь, пожалуйста, в покое». И так живо представляла себе Черепашка все эти кошмары, что даже слезы на глазах наворачивались от жалости к себе. При этом никакой жалости или хотя бы сочувствия к маме она не ощущала. Черепашка плакала, чувствуя себя бесконечно одинокой, всеми покинутой и ненужной даже собственной матери. И когда Люся услышала, как щелкнул выключатель в большой комнате и мама открыла постельную тумбочку, ей стоило невероятных усилий сдержать себя, чтобы не выскочить из комнаты и не высказать ей все, что Люся о ней думает. Заснула Черепашка уже под утро.

– Люся! Люсь! – склонилась над спящей дочерью Елена Юрьевна. Она легонько потрясла ее за плечо: – Женя звонит. Держи! Он уже второй раз звонит! – Мама протянула Люсе трубку радиотелефона.

– Алло, – хрипловатым, еще не проснувшимся голосом отозвалась Черепашка.

Елена Юрьевна деликатно вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

– Люсь, ты как? – Его голос звучал виновато и робко.

– Нормально. – Черепашка тряхнула головой, сбрасывая с себя остатки сна. За одно мгновение в памяти пронеслись все события вчерашнего вечера.

– Спишь? – Женя явно ощущал неловкость и даже не пытался этого скрыть.

– Проснулась уже.

– Ну мы поедем в Крылатское-то?

– Втроем? – брякнула вдруг Черепашка и сама себе удивилась.

Последовала пауза. Видимо, Женя тоже не ожидал от нее такой резкости.

– Люсь, нам необходимо встретиться, – наконец произнес он, и девушка почувствовала, с каким трудом далась ему эта фраза.

– Ну хорошо, давай встретимся, – подчеркнуто безразличным тоном согласилась Люся. – Только, если можно, без санок. Что-то у меня нет сегодня настроения по горам летать.

Женя не стал ни спорить, ни уговаривать ее. Они условились встретиться через полтора часа возле метро «Фрунзенская». И хотя Женя жил совсем в другом районе Москвы, он даже не заикнулся о том, чтобы перенести место встречи.

Отказавшись от завтрака, Черепашка вела себя так, будто находилась в квартире одна. Она подчеркнуто не замечала присутствия мамы, на все ее вопросы отвечая холодным молчанием. А Елена Юрьевна, видя, что дочь куда-то собирается, решила отложить важный разговор на вечер. И хотя ей было до слез обидно ощущать отчуждение дочери, женщина изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Никакой вины перед Люсей она, конечно, не чувствовала.

«Ничего, – мысленно успокаивала себя Лелик, – все образуется. Она ведь уже взрослая… Я объясню, и она все поймет. И потом, что я такого, в конце концов, сделала? В чем моя вина? В том, что первый раз в жизни я позволила себе расслабиться и подумать о себе?»

Отношения с дочерью составляли предмет особой гордости Елены Юрьевны. Всем и всегда она говорила, что они с Черепашкой как две близкие подруги. И до вчерашнего вечера это так и было. Теперь же Лелика терзали сомнения: а вдруг она упустила что-то очень важное? Вдруг она обманывала себя, закрывая глаза на правду? А может, просто не заметила тот момент, когда Люся стала относиться к ней как к своей собственности? Елена Юрьевна вспоминала, каким голосом дочь разговаривала с ней вчера по телефону, какими глазами смотрела она на нее сегодня, и чувствовала, как в душу закрадывается страх. «А ведь я ее боюсь! – с горечью подумала женщина. – А чего боюсь? Разочароваться в ней? Потерять ее? Боюсь, что Люся меня не поймет? Что мы станем чужими?» Ответ явился сам собой, явился с убийственной ясностью: «Я боюсь убедиться в том, что воспитала эгоистку». Но, подумав так, тотчас принялась убеждать себя в обратном: «Нет! Уж если моя деликатная, добрая, умная и терпимая Черепашка эгоистка, то тогда я вообще ничего в жизни не понимаю!.. Просто я сама виновата. Всю жизнь оберегала ее и сама внушила ей мысль, что у нас прекрасная семья и нам никто больше не нужен. Нет, таких слов я, конечно, не произносила, но всем своим поведением именно это и пыталась доказать».

С отцом Черепашки Елена Юрьевна рассталась, когда та была совсем маленькой. На разводе настояла она сама. Не без причины, конечно. Но очень часто ее терзали сомнения: а может, нужно было закрыть на все глаза и попытаться сохранить семью? Ради Черепашки. Ведь сколько вокруг женщин живут со своими мужьями без любви, и ничего – не умирают! Зато у детей есть отцы. Но, видно, Лелик не относилась к числу женщин, способных пойти на такой компромисс. А чувство вины перед дочерью осталось. И не только осталось, а с каждым годом усиливалось, превратившись со временем в самый настоящий комплекс вины. Елену Юрьевну удивляло то, что Черепашка ни разу не спросила ее об отце, а на то, чтобы поднять эту тему самой, Лелик как-то не решалась. Можно сказать, что на своей личной жизни Люсина мама давно и сознательно поставила крест, хотя в глубине души ей, как и всякой нормальной женщине, хотелось, чтобы рядом был любящий, благородный и умный человек, который бы заботился о ней и о Люсе. Часто Лелик представляла себе, что судьба ей такого человека подарила, но дальше скромных фантазий дело не шло. Иногда, правда, в шутку Черепашка говорила ей: «Что ж ты все дома сидишь? Так ты никогда замуж не выйдешь!» Нет, Елена Юрьевна, конечно, не думала сейчас ни о каком замужестве. Михаил ей нравился, очень нравился… С ним было интересно, весело, легко. Втайне Лелик мечтала, что уж если суждено ей когда-нибудь связать свою жизнь с мужчиной, то пусть это будет Михаил… Только вовсе не о нем думала сейчас женщина. Все ее мысли были заняты дочерью. Почему Люся так дико отнеслась к известию, что у мамы, возможно, кто-то появился?