Маятник Судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Денис Чекалов cтр.№ 104

– Все у тебя так просто получается – враз, вмиг.

Новые союзники недоверчиво посмотрели друг на друга. Было заключено очень хлипкое соглашение. Надо идти дальше.

– У меня есть к вам только один вопрос, – сказал я. – Почему?

Марат Чис-Гирей сидел в глубоком узком кресле. Обивка кое-где прохудилась, в нескольких местах виднелись темные пятна. В руках поэт держал литературный еженедельник, на правом подлокотнике лежали две немного потрепанные книги.

Услышав мои слова, он посмотрел на меня, его нижняя челюсть опустилась, рот открылся в привычной кривозубой улыбке. То есть нет, все выглядело как раз наоборот – нижняя челюсть как будто оставалась неподвижной, а верхняя вместе с головой поднялась.

– Приветствую, друзья мои! – громогласно произнес он. – Читали ли вы последнюю сатиру нашего прославленного автора, Хайла Д'Орна, в которой…

И здесь Франсуаз вновь проявила дурные манеры. Она шагнула к поэту, схватила его за грудки и выволокла из кресла.

– Ах ты, пятно чернильное! – прорычала девушка. – Какого черта ты натравил на нас бандитов?

– Это очень ее расстроило, – пояснил я, подходя к книжным полкам.

Здесь было много интересных изданий, но владелец был неопрятен и обращался с ними кое-как, так что мне не захотелось брать их в руки.

– Можно сказать, разочаровало…

– Не понимаю, о чем вы говорите!

Чис-Гирей попытался рассмеяться, но это у него вышло даже хуже, чем его стихи.

Франсуаз размахнулась и влепила ему пощечину. Марат отшатнулся. Его рот раскрылся, и, хотя удар был не то чтобы уж очень сильный, мне показалось, что сейчас оттуда повылетают все зубы до одного.

– Вы сами виноваты, – заметил я. – Такие, как вы, кричат на каждом углу, что бить женщин нехорошо. Представьте, что в окружении людей мужчина ляскнет по щеке какую-нибудь девицу. Что же? Все на него набросятся. Сразу же найдется пяток-другой отважных защитников, готовых вступиться за девичью честь…

Я перешел к другой полке:

– Но если женщина прилюдно ударит мужчину – ее никто не осудит. Напротив! Многие станут ей даже сочувствовать. Заметьте, ни в первом, ни во втором случае никто не станет разбираться, кто прав, кто виноват. Просто женщинам можно бить мужчин, а наоборот – нельзя. Как это назвать? Феминизм? Садомазохизм? Социальное отклонение?

Чис-Гирей попытался отступить, но позади него было кресло, и он снова туда упал.

– Отвечай, – повелительным тоном сказала Франсуаз.

Другой продолжал бы отпираться, но не Чис-Гирей. Заглянув в серо-стальные глаза демонессы, он лишился остатков того, что мужчины называют смелостью, а женщины – мужской глупостью.

– Я сделал то, что должен был сделать, – сказал он.

– Майкл! – Девушка обернулась ко мне. – Разве я не ясно задала вопрос?

– Дай ему время, – посоветовал я. Франсуаз небрежно врезала поэту еще раз:

– Вот, я дала ему в темя. Теперь пусть рассказывает.

– Глупый, ничтожный демон. – Чис-Гирей встал.

Он только что получил две хорошие оплеухи, причем от женщины. Опытные офицеры знают, что по части рукоприкладства прекрасный пол держит пальму первенства, но для Марата это было величайшим унижением в его жизни.

Можно было ожидать, что он испугается до смерти и примется умолять Франсуаз пощадить его. Именно так случилось с Колином, хотя тот находится в своем кабинете, окруженный сотрудниками – если не преданными, то хотя бы лояльными, – и мог в любой момент вызвать службу безопасности.

И все же Колин сломался – ну просто разлился по полу, как дырявый пакет с ананасовым кефиром. Чис-Гирей же был один, даже если б он стал кричать, никто не пришел бы ему на помощь. Прямо перед ним стояла взбешенная демонесса, которая привыкла убивать.

И разве Чис-Гирей испугался?

Отнюдь.

То, что он несколько мгновений безвольно лежал в кресле, можно было объяснить растерянностью. Хотя на самом деле вовсе не это явилось причиной его краткого бездействия. Будучи поэтом, великим оратором и артистом, он должен был сделать паузу, чтобы выйти из одной роли и войти в другую.

И это произошло.

Марат поднялся во весь рост, как гигантская океанская волна, как бушующий столб торнадо. Не магия придала ему силы, а мощная, несокрушимая уверенность в себе и в правоте своего дела.

– Жалкая чертячка! – прогремел Чис-Гирей.

И Франсуаз – Франсуаз! – отступила, хотя перед ней стоял все тот же человек, которого она мгновение назад угощала пощечинами.

Профессиональный боец, Франсуаз умела ощутить опасность и знала, когда следует остановиться.

– Как ты смеешь вмешиваться в дела великого Асгарда? Похотливые демоны и самовлюбленные эльфы! Прекрасная пара! Живите же в своем прогнившем городе, гнезде блуда и порока, и не смейте вмешиваться в дела чужих стран.

– Вы не ответили на мой вопрос, – негромко произнес я.

– Почему? – Чис-Гирей посмотрел на меня. – Вы хотели знать почему? – Его глаза метали молнии. – Долгие века Асгард был великой страной, а мы – его великими поэтами! Мы боролись с тиранией императора и воспевали свободу. И чем это кончилось? Кошмаром! Культурной катастрофой!

– Вы же победили, – сказала Франсуаз.

– Нет! Мы проиграли. Императора больше нет. Страной правит регент. Законы пали, и никто их теперь не соблюдает. И мы – мы, поэты, теперь оказались никому не нужны! Гений асгардской поэзии умер!

– Но ведь вам разрешили говорить правду.

– Да! И сперва мы этому радовались. Глупцы! Мы не знали, что если всем разрешить говорить, то все и начнут говорить – и не останется никого, кто станет слушать. Стихов больше не печатают. Великие романы никому не нужны. Всем подавай пистолеты, бандитов и голых девочек.

Голос Чис-Гирея поднимался все выше, пока не перешел в визг.

– Мы думали, что император – наш враг. Как мы ошибались! Он был нашим другом, нашим партнером, нашим со­автором. Мы писали против него, мы боролись с ним – а теперь? Теперь вокруг нас пустота! – Марату не хватало дыхания. Он отступил к книжным полкам и оперся на них. – Великая культура Асгарда умирает, умирает на моих глазах. Единственный способ спасти ее – вернуть императорскую власть.

– Вернуть? – спросил я. – Вернуть концентрационные лагеря? Аресты инакомыслящих? Задушить прессу, запретить людям думать и говорить?

– Да! – выкрикнул Чис-Гирей. – Это мы, поэты, думали и говорили за них! Люди же – быдло, тупые ничтожества, их нужно вести, а не давать им свободу! Это же как зоопарк, эльф. Звери томятся за решеткой, но если выпустить их, будет много хуже!

– А при чем же тут мы?