Монета желания - читать онлайн книгу. Автор: Денис Чекалов cтр.№ 73

Петр давно собирался пройти по лавчонкам, выбрать подарки для ожидающих его дома, главное, конечно, для Аграфены, образ которой, почему-то всегда печальный, часто вставал перед глазами. Заметив колебания прохожего, торговец украшениями, что стоял на пороге своего темноватого заведения, кинулся к нему, вцепился в рукав и зачастил непонятными словами, указывая на лавку, успевая ударить себя в грудь и закатить глаза, пытаясь жестами расхвалить товар.

Поскольку лавка была ничем не хуже других, Петр вошел и, пока глаза привыкали к темноте, торговец успел вывалить на прилавок груду колец, ожерелий, браслетов, диадем и прочих удивительных украшений. Петр перебирал их, раздражаясь от непонятной трескотни продавца. Вдруг в комнату вошел светловолосый человек в потрепанном камзоле, туфлях с пряжками, на каблуках, придерживающий на боку шпагу. Он вежливо обратился к кожевнику, однако и этот язык был тому непонятен. Петр произнес:

— Русский, Москва.

Тот улыбнулся и проговорил с чудовищным акцентом, но достаточно понятно:

— Русский, месье, я немного знаю ваш язык и, если будет на то ваша воля, помогу вам с переводом. Однако прежде позвольте представиться — Пьер Колиньи, несколько лет назад отправился путешествовать, желая повидать свет, да так и остался здесь, принял мусульманство.

Увидев, что лицо Петра дрогнуло, с усмешкой продолжил:

— Право, я не стал от этого ни хуже, ни лучше. Да и я ведь не призываю вас последовать моему примеру, просто предлагаю посильную помощь. Устроившись в местном санджаке-округе, я получаю за свою работу не так много, как хотелось бы, вот и хожу здесь, кому письмо напишу, кому в общении помогу, — так и заработаю несколько монет. Вы зашли в неплохую лавку, хозяин достаточно честен, — вместо золота, во всяком случае, меди не купите.

Петр согласился принять помощь, выбрал удивительно тонко расписанный серебряный кувшин для Полины, пояс из кордовской кожи с серебряными же украшениями для Потапа, и такой же чехол для ножа, с которым тот не расставался.

Рука потянулась к затейливой золотой цепочке для Аграфены, но ремесленник остановился, краем глаза заметив на черном бархате откатившееся в сторонку изумрудное кольцо с такими же сережками, при виде которых возникли перед ним прозрачные зеленые озера, глаза его жены. Украшения были прекрасны, и Петр добавил их к уже ранее присмотренной цепочке.

Француз и турок, размахивая руками, вращая глазами, неистово гримасничая, затеяли было торг, однако Петр прервал их. Выбранные вещи были действительно хороши, и он считал неуместным торговаться из-за цены подарка, как будто ему было жаль потратить деньги на близкого человека.

Расплатившись, провожаемые до выхода продавцом, они снова очутились на шумной улице. Зайдя в лавку торговца тканями, купил для всех женщин заовражья, включая Ефросинью Макаровну, дóроги — тончайшей восточной шелковой ткани, а также зендени — ценимой выше шелка привозной хлопчатобумажной ткани.

В других лавках Петр приобрел травнице Прасковье и соседкам своим, сестрам-старушкам янтарные бусы, поскольку упоминала ведунья как-то о необычайной полезности янтаря, мальчишкам — деревянные миниатюры здешних лодок-сандалов. Рассчитавшись с переводчиком и приветливо простившись с ним, нагруженный покупками, он направился «домой» — туда, где остановилось посольство.

Вдруг позади послышался мерный звон, топот коней, крики, разгоняющие людей с дороги. Все стали отступать к домам, с любопытством оглядываясь. Петр последовал их примеру, и увидел зрелище, наполнившее горем и бессильным гневом его сердце. Посреди дороги, скованные цепями, брели изможденные христианские пленники, то ли с захваченных кораблей, то ли из покоренных султаном земель.

Петр понимал, что ничем не может помочь им, почувствовал себя неловко, чуть ли не предателем, который развлекается покупками, пока его браться страдают в плену. Приподнятое настроение оставило его, и он заспешил своим путем, пропустив скорбную процессию.

Русское посольство поместили в большом доме на возвышении, окруженном кипарисовой рощей, с огромным бассейном позади. Еще издали почувствовал кожевник неладное — ворота раскрыты, во дворе никого не видно, не слышно шума голосов. Только вступил на плиты двора — от особняка Ипатов шаром катится, руки заламывает. Толстые щеки трясутся, лицо багрово-синее, глаза выпучены, а в них ужас животный плещется, стекая слезами редкими по сторонам носа, имевшего вид бесформенный, вроде кто кусок сырого теста небрежно на сковородку бросил.

Сердце Петра оборвалось. Не видел он раньше надменного да самоуверенного боярина в таком состоянии, не в силах связно ничего вымолвить. Выкрикивал тот нечленораздельные слова, о смерти и силе бесовской, да изредка знакомые имена слышались. Рассыпая свертки, Петр подскочил к нему, вцепился в отвороты кафтана да затряс изо всей силы:

— Ты что ревешь, жабий сын? Ничего понять не могу. Да мужчина ты или желе, которым нас у султана потчуют? Что случилось, где все, кто погиб? Говори немедля, а то и ты к мертвым присоединишься!

Клин клином вышибают — страх перед разъяренным Петром оттеснил ужас перед бойней, свидетелем которой тот стал. Боялся и того, что узнает скорый на расправу кожевник о проявленной им в нужный момент предусмотрительности, которую неизбежно подлостью и трусостью назовет — спрятался Ипатов в то время, когда остальные бились с нечистью, не помог товарищам своим. Вместе с ним схоронился и Трофим, так тот даже навстречу не вышел, боясь, что Петр сразу пришибет насмерть, как только узнает.

Собравшись с силами, Авксентий рассказал сбивчиво, что напали на посольство нетопыри, многих поубивали да пожрали. Случилось это возле бассейна, так в нем теперь вода красная от крови, несмотря на размеры. Головы послов Филиппова да Быстрова на кипарисах развесили, а напротив — голова тюрка Хусейна, что приносил им обед, так в чалме и висит. Улетая, глумился нечистый:

— Пусть посовещаются, может, договор подпишут.

— Боярина Фролова тварь крыльями задавила, не успел и меч вынуть. Лежит там синий, изо рта да носа кровь хлестала, небось, вся вытекла. Я меч свой выхватил, кинулся к гаду, голову снес ему, — да поздно уж было. Только и удалось двоих тварей летучих порешить, что на Адашева напали, может, тем и спас ему жизнь. Трофим и бердышом, и мечом бился, многих положил, спина к спине со мной стоял. И все же ранен Адашев тяжко, небось до вечера не доживет. Клыков да Федотка повезли бедолагу к лекарю местному, с ними же и сын его.

Помертвевшими губами спросил Петр:

— Кто же остался в живых?

Запричитал Ипатов:

— Мало, Петр, ох, мало. Я, Трофим, Адашев, если выживет, Клыков, Федот. Боярин Емельянов, раненый лежит сейчас, но не сильно, выживет, двое слуг посольских, Карп да Корней. Да еще…

Не слушая больше его причитаний, бросился Петр через дом, не обходя его, чтоб скорее было, к бассейну. Мощным ударом распахнул дверь тяжелую, которая с силой припечатала веснушчатую физиономию Трофима. Тот попеременно прилипал то глазом, то ухом к щели, чтобы понять, как развиваются события, не размахивает ли Петр уже саблей, норовя Авксентия порешить.