Это был рабочий кабинет, быть может личный кабинет того, кто возглавлял эту обитель. Чейн заметил прямо за книжным шкафом, стоящим у правой стены, дощатую, выцветшую от времени дверь. Она была приотворена, словно кто-то, убегая в спешке, позабыл ее захлопнуть… но Чейн вернулся к импровизированной кафедре и, обойдя ее, остановился возле кресла.
По всему столу в беспорядке были разбросаны листы пергамента, ветхие связки бумаг и даже довольно древнего вида свитки. Чейн уселся в кресло и открыл небольшую рукопись, оказавшуюся прямо перед ним, — толстую тетрадь, дневник, который велся на старинном стравинском диалекте. Перелистывая страницы и читая записи, которые не имели отношения к лечебной практике, Чейн обнаружил целые главы, написанные на других языках. Подобные главы были написаны разным почерком, как будто дневник переходил от одного хозяина к другому в течение многих лет.
Заброшенный горный форт служил приютом ордена целителей. Скорее монахи, нежели жрецы, они следовали учению некоего давно позабытого святого, целителя, который скитался по этому континенту много веков назад. Это была обитель Служобнек Сутцит — Слуг Сострадания.
Чейн оглядел комнату — и снова взгляд его упал на приоткрытую дверь за книжным шкафом. Зная, что зашел далеко и не сможет повернуть назад, пока не увидит всего, что находится в этих стенах, он поднял фонарь, обогнул стол и распахнул дощатую дверь. Неяркий свет озарил то, что скрывалось за ней.
Книжные стеллажи были расставлены в ряд поперек комнаты, упираясь торцами в дальнюю стену, что облегчало доступ к полкам с обеих сторон. Вершины стеллажей были прикреплены к каменному потолку.
Библиотека была невелика, немногим больше, чем Чейну при жизни доводилось видеть в захудалых дворянских домах. Однако тут хранились не нарядно переплетенные тома, большинство из которых высокомерный хозяин аристократического поместья в жизни не стал бы читать. Нет, на всем здесь лежал отсвет старины и святости, все содержалось в порядке и заботе — от футляров со свитками до кожаных накладок на книгах, защищавших уголки страниц. Каждое сокровище этой библиотеки читали — усердно читали — ценили и берегли.
Взгляд Чейна скользил по сноскам рукописей, корешкам книг, выцветшим ярлыкам на футлярах со свитками, отыскивая знакомые надписи на белашкийском и современном стравинском.
Надписи, которые было проще всего прочесть, гласили: «Процесс перегонки и изготовления экстракта» и «Пряности Сумана: свойства, истинные и ложные». Не без труда Чейн разобрал «Ранние труды мастера Ивара Восковискана», затем… что-то там «…на лугу» и название тоненькой книжки «Семь листьев…», последнее слово он не сумел перевести. Под конец ему попался на глаза футляр, заключавший в себе сразу несколько томов. На ярлычке футляра красовалась надпись «Антитезис. Полное издание с комментариями, тома 1–8».
Чейн пятился до тех пор, пока не ударился спиной о дверной косяк. Развернувшись лицом к наружной комнате, он бессильно сполз по стене на пол, и фонарь выскользнул из его пальцев.
Расплавленный воск расплескался по стеклянной колбе, залил фитиль — и огонек погас.
Сколько раз до этой минуты Чейн силой воображения переносился в некий уединенный уголок в мире Винн, уголок, в котором царят знания и разум? Уголок, каким была и эта малая, забытая людьми и миром обитель, пока в одну страшную ночь на нее не обрушилось безумие бездушного чудовища.
Чейн подтянул колени, обхватил руками голову, которая раскалывалась от боли. Скорбь захлестывала его, но он не мог выдавить из себя ни слезинки.
Мертвецы не умеют плакать.
* * *
Авранверд, Песнь Луга, бежала по темным улицам Гайне Айджайхе, торопясь вернуться на свой корабль, и толстая коса, подпрыгивая в такт бегу, молотила ее по спине.
Уже дважды с тех пор, как они пришли в порт, хкомас — шкипер судна — отчитывал Авранверд за то, что она слишком медленно исполняет его поручения. Ей вовсе не хотелось выслушивать занудные разглагольствования в третий раз. Будь на то ее воля, сказала бы ему в лицо, чтобы искал себе другого стюарда, а утомительные нотации оставил при себе.
Нынче вечером Авранверд управилась с делами вовремя и добыла для хкомаса его драгоценные перья, чернила и пергамент — обменяла, причем вполне выгодно, на короткую веревку и шесть свечей. На сей раз у него не будет причины занудствовать. Улучив минутку, Авранверд остановилась и с волнением огляделась по сторонам.
Днем, бегая по делам, она видела трех эльфов в серо-зеленой одежде, которые сопровождали двух людей и полукровку. Слухи об этих пришельцах разлетелись по Гайне Айджайхе быстрее, чем бегала Авранверд, однако люди ее совершенно не интересовали. Она надеялась только еще разок увидеть анмаглахков.
Самый младший из них был всего на пару лет старше Авранверд, но с виду невзрачный, неуклюжий и в целом заурядный. Второй анмаглахк был совершенно иного сорта — греймасга!
Рослый, широкоплечий Бротандуиве вызвал у Авранверд такой священный трепет, что она не могла оторвать от него взгляда и совсем не обратила внимания на третьего анмаглахка. И только потом вспомнила, кто он такой — последний из одетой в серо-зеленое троицы.
Сгэйльшеллеахэ… Сгэйльшеллеахэ а Ошагэйреа ган'Койлехкроталл — В Тени Ивы, сын Смех Порыва Ветра из клана Мшистых Лесов. Авранверд его знала и даже один раз недолго говорила с ним. Корабль ее клана доставил его к берегам Белы, одного из вонючих людских портов. В отличие от экипажа судна Сгэйльшеллеахэ высадился на берег, дабы исследовать чужие земли и изучать другие народы. Глядя, как легкая шлюпка несет его в темноте к берегу, Авранверд поняла, что сделает все, только бы стать анмаглахком.
Ей обрыдло прислуживать на судах, как принадлежавших ее клану, так и — в порядке обучения — на судах других кланов. Она хотела путешествовать по чужеземным краям и видеть их собственными глазами. А такая привилегия давалась только анмаглахкам.
Авранверд знала, что по возрасту ей уже поздно проситься в касту. Большинство будущих анмаглахков начинало обучение вскоре после обряда имянаречения. Хотя Авранверд слишком поздно осознала свое призвание, она стремилась к нему всем сердцем и всем своим существом — и тем горше было ее отчаяние, когда она получила от Вельмидревнего Отче отказ. Но вот в Гайне Айджайхе откуда ни возьмись явились трое анмаглахков. Они поселились в городском трактире, а двои даже видели на причале в тот самый день, когда корабль Авранверд вошел в гавань.
Это неспроста, это знак — ее судьба должна перемениться. Если только она сумеет набраться смелости и заговорить с греймасгой, он увидит страстную мечту в ее глазах и все поймет. Авранверд не могла больше оставаться на судне, а прозябание на твердой суше было еще невыносимее. Однако, если великий Бротандуиве замолвит за нее словечко перед Вельмидревним Отче, патриарх касты не сможет вдругорядь ответить ей отказом.
Улицы были почти пусты. Нигде так и не мелькнул вожделенный серо-зеленый плащ.
Авранверд побрела по дорожкам к берегу залива, миновала кожевенную мастерскую и коптильню. Аппетитный аромат рыбы напомнил ей, что она еще не ужинала. При виде закрытой, с погашенными огнями сапожной мастерской в ней с новой силой вспыхнуло неутоленное желание. Ее собственные башмаки были чересчур велики. Подобно рубашке, штанам, блузе и даже плащу с каймой, эти башмаки достались Авранверд от старшего брата… а обменять новые ей было не на что.